Череп со стрелой - Дмитрий Емец Страница 39

Долбушин вел машину не так, как утром, а медленно и осторожно, но почему-то в этой осторожности чувствовалось раздражение.

– Ты странно рассуждаешь для ведьмаря! – ощущая волнение, сказала Рина.

– А ты для шнырки подозрительно любишь теплые туалеты! Все, приехали!

Глава форта припарковался перед новым офисным центром. Охранник у входа кинулся было объяснять, что здесь машину бросать нельзя, но узнал Долбушина и Лиану и, притихнув, побежал вперед, распахивая им двери.

– Постарайся больше молчать! – шепнула Рине Лиана.

– Они же все равно знают, кто я!

– Вот потому и молчи. Промолчишь – за умную сойдешь. Я, например, зашкаливающе умна, но чтобы перестать болтать, ума все равно не хватает! – шепнула Лиана.

Они поднялись на лифте, провели магнитной карточкой, свернули в служебный коридор и оказались перед красивой дверью. К двери была прискотчена бумажка:

«Меня сейчас нет на месте. Если знаете мой телефон, позвоните.

Если знаете, когда я приду, не звоните, потому что зачем меня дергать, я все равно раньше времени не приду.

Если вы не знаете, кто я и зачем вам нужно мне звонить, можете спокойно проходить мимо».

– Мой кабинет! Но нам не сюда! – сказала Лиана и повела их дальше.

Вскоре они вошли в маленький зал с мягкими креслами. Видимо, не так давно здесь шел личностный тренинг. На доске висел лозунг «ТЫ ЛУЗЕР, НО МЫ ТОБОЙ ГОРДИМСЯ!», в проходе валялись мокрые салфетки и рваные фотокарточки, и все это вместе окутывал гипнотический запах любимых духов Млады и Влады.

– Опять вороны? Кто их сюда пустил? – недовольно спросил Долбушин.

Лиана привстала на цыпочки и, выбирая виноватого, ткнула пальчиком в пространство, хотя ясно было, что разрешение дала именно она.

– Они милые… просто к ним надо привыкнуть! – сказала она.

Пока Долбушин ей выговаривал, к Рине подошла рыхлая женщина в пестром платке и стала за локоток оттаскивать ее в сторонку. К счастью, Лиана вовремя спохватилась и, сделав крупный шаг, оказалась между женщиной и ее добычей.

– Люблю весну! Людей так и тянет трогать друг друга, хотя некоторым за эти дела отрывают руки! – жизнерадостно сказала она.

Женщина в пестром платке неохотно выпустила локоть Рины и посмотрела на Лиану взглядом кошки, у которой отняли полупридушенную птицу.

– Знакомься! Цыганка бабушка Лена. Ездила на поезде от Джанкоя до Симферополя, а твой родственник ее зачем-то подобрал. Тянет его на приключения! Хотя она скорее по форту Белдо, – представила Лиана и отошла, чтобы с кем-то поздороваться.

Пользуясь моментом, рыхлая женщина бочком придвинулась к Рине, взмахнула перед ее лицом рукой и, что-то поймав в ладонь, зажала в кулаке.

– Дай хоть что-то. Хоть рубль. Я твою беду в руку поймала! – быстро сказала она.

Подумав, что, отдав мелочь, она не обеднеет, Рина трусливо сунула ей железную двушку.

– В сумку бросай! Не могу деньги брать – людям помогаю! Обет у меня! – велела цыганка, кивая на висевший у нее на запястье пакет.

Рина бросила монету и хотела уйти, но цыганка свободной рукой сгребла ее за рукав, и ладонь Рины оказалась заточенной в пакете.

– Мало дала. Большая беда будет! Кулак разожму – беду отпущу! – предупредила бабушка Лена звенящим шепотом.

Подчиняясь взгляду цыганки, Рина торопливо бросила в пакет все деньги, что были у нее с собой.

– Сережки снимай! – приказала цыганка. – Злая беда мне руку ест! До кости проела! Отпущу – совсем изгрызет!

Рина потянулась к сережкам, но в последний момент догадалась окликнуть Лиану. Та, сжалившись, фыркнула, подошла к цыганке и что-то ей шепнула. Бабушка Лена недоверчиво взглянула на нее, забеспокоилась и стала торопливо возвращать Рине все, что у нее взяла. Причем, забыв об обете не прикасаться к деньгам, доставала их не только из пакета, но и из карманов.

– Тут много! – сказала Рина.

– Бери! Для хорошего человека ничего не жалко! – сказала бабушка Лена и, выдернув из рук у Рины свой пакет, торопливо зачапала в толпу.

– Минутку, девушка! – негромко окликнула ее Лиана.

Бабушка Лена как-то прознала, что речь идет о ней, и остановилась.

– Сережки снимай! – приказала Лиана.

– Это не мои. Не надо! – взмолилась Рина.

– Надо, – жестко сказала Лиана. – Большая беда в зонтике сидит! Сердитая беда! Махнет зонтик – голова с плеч!

– Не надо! – взмолилась Рина. – Не нужны они мне! Я их выброшу!

Цыганка торопливо юркнула в толпу.

– Напрасно ты ее пожалела! – сказала Лиана. – Не все люди ценят хорошее отношение. Ну ладно, мир-дружба! Идем!

Пока Лиана грабила бедную цыганку, Долбушин куда-то ушел, и дальше сквозь толпу они пробирались уже вдвоем. У маленького столика стоял лысоватый, очень замотанный дядька и куском копченой колбасы грустно сковыривал с бутербродов красную икру.

– А хлебушек кушать? – ласково спросила у него Лиана.

Лысоватый дядька застеснялся, изобразил на лице занятость и, на ходу докушивая колбаску, куда-то улизнул. На его брюках сзади были следы высохшей грязи.

– Бедняга, – сказала Лиана. – Живет с женой и тещей в однушке в Капотне. А теща у него помешана на правильном питании. Утром – вареная морковка, днем – морковка в супе, вечером – сырая морковка с кружками свеклы… А жена назло матери питается только пшеницей. Утром проросшей, в обед в супе, а на ужин, подозреваю, просто клюет зернышки. Бедный мужик отрывается только на работе, где ему скармливают все, что не прокисло в холодильнике со дня рождения главбуха.

– А дар у него есть? – спросила Рина, привыкшая, что в форт Долбушина просто так не попадают.

– Еще какой! Он угадывает картины, которые через сто лет признают шедеврами. Сейчас на ней разве что сыр не режут, а через сто лет люди будут толкаться локтями, чтобы увидеть ее в музее.

Рина вспомнила кислое лицо поедателя икры.

– Так почему же он не рад? – озадачилась она.

– А чему радоваться-то? Сто лет он не проживет, никакой выгоды не получит. Это раз. А два: он вообще не любит картины. Он любит кулинарные шоу.

Рина ничего не понимала:

– С таким вкусом к живописи?

– Да кто тебе сказал, что у него есть вкус? У него просто дар такой!

Лиану сзади кто-то толкнул. Она отодвинулась, пропуская представительного, прекрасного, как Адонис, мужчину. Адонис почти летел, в испуге округляя глаза. За ним гналась маленькая женщина и, маскируя оскал под улыбку, толкала его кулаком в спину. Мужчине было не столько больно, сколько неудобно, и его убегающее лицо становилось все вежливее, все приятнее.