Где ты теперь? - Юхан Харстад Страница 39

Дорога до Гьогва, который находился практически на другом конце страны, заняла целый час. Заняться мне было особо нечем. Сидел я молча. Меня приняли в команду, и я начинал к этому привыкать. За время нашего долгого возвращения в голове у меня мало-помалу прояснилось, технические неполадки были улажены, и одновременно с этим тревога, которую мне целый вечер удавалось сдерживать, вернулась, вползла в окно, и хотя я его сразу же закрыл, она все равно угнездилась у меня в голове, как какая-то мудрая сова, которой приспичило беспрерывно напоминать мне во что бы то ни стало, какая она удивительно умная.

— Спать? Но мы же не пойдем сейчас спать? Так же нельзя! — так сказала Эннен, когда мы, вернувшись домой, растерянно остановились в гостиной и Палли решил пойти спать, он устал, у него был долгий рабочий день.

— Но, Палли, ты только посмотри в окно, — говорила Эннен, — ты разве не видишь, какая погода сегодня? Разве часто здесь такое бывает? Да если и бывает, то только на пару часов! А так — почти никогда! — Я тоже чувствовал усталость, мышцы ныли, в горле першило, но голове спать не хотелось, поэтому я поддержал Эннен, и Анна тоже, ясное дело, завтра ведь торопиться некуда. Хавстейн молча прошел на кухню, чем-то застучал там и вернулся с бутылкой вина, что вызвало бурный восторг. Улыбнувшись, Палли повторил, что устал.

— Я правда утомился, поэтому все же пойду спать, — сказал он и пошел на второй этаж. Я слышал, как скрипят ступеньки, и их скрип показался мне вдруг таким знакомым, будто все эти годы я слышал его каждый день.

Мы сидели в громадной гостиной с четырехметровым потолком, на огромных креслах и диванах, и казалось, что Эннен повсюду: она постоянно вскакивала и подбегала к музыкальному центру, ставила нам диски «Кардиганс» — «Эммердейл», «Жизнь», «Первая группа на Луне» и «Гран туризмо», а некоторые песни, самые лучшие, которые она знала наизусть, прокручивала по нескольку раз. Открыв вино, Хавстейн принес нам три стакана. Я с трудом удерживал голову, она вдруг стала необыкновенно тяжелой, слишком много хлама в ней было набито, и слишком много свежего воздуха. Рядом со мной на коричневом диване сидела Анна. Хавстейн отодвинул в сторону одно из кресел, Эннен то и дело вставала посередине или начинала расхаживать по комнате, подпевая или покачивая головой, в такт или не в такт.

— Тебе нравятся «Кардиганс»? — спросил Хавстейн.

— Да. Неплохо играют, — ответил я.

— Она только их и слушает, верно ведь?

— Ага, — ответила Анна, улыбаясь Эннен, которая стояла у колонок и вслушивалась в голос Нины Перссон, — кроме «Кардиганс» для нее музыки не существует.

— Вроде как музыкальный аутизм, — сказал я.

Анна рассмеялась, да так, что вино полилось у нее из носа и закапало на светлую скатерть, а Хавстейн, прикрыв рукой свой стакан, придвинул его к себе. Не знаю уж, почему это их так насмешило.

Поставив «Нью-йоркскую кукушку», Эннен отошла от проигрывателя и уселась к нам на диван:

— Вы о чем говорили? А, Матиас?

— Человек дождя… — Хавстейн потянулся, не знаю почему; было уже очень поздно или, скорее, рано, — это как посмотреть.

— Хавстейн и Анна говорят, что ты слушаешь только «Кардиганс», — объяснил я.

— «Зэ Кардиганс», — поправила она, — и что из того?

— Да нет, ничего. Просто, по-моему, это немного… необычно.

— Что?

— Ну, что ты слушаешь только одну группу.

— Тебе бы основать свою армию поклонников «Кардиганс», — предложил Хавстейн серьезно, но все еще слегка усмехаясь, как школьница, — ведь фанаты «Кисс» создали же свою.

Эннен разозлилась и, повысив голос и показывая пальцем на Хавстейна, сказала:

— Да зачем мне слушать какие-то другие группы, если все, что мне нужно, есть у этой? Я слушаю только «Зэ Кардиганс», и все, что мне нравится, у них есть, так что в этом плохого? Что плохого, а?

— Ничего, — спокойно ответил Хавстейн.

— Они действительно настолько прекрасны?

— Даже лучше! — И, обращаясь к Анне, добавила: — И неправда, я не всегда слушала только их. Не всегда! Мне раньше нравился Принс. И Майкл Джексон. И «Депеш Мод». И другие. А сейчас остались только «Зэ Кардиганс».

— А как же «Зэ Битлз»? — поинтересовался я.

— Ну, не-ет.

— «Радиохед»?

— Нет.

— А Бьорк?

— Бьорк? — Она задумалась. — Нет, больше нет. Но вот раньше я «Кукл» очень любила.

— Разве тебе никогда не надоедает? В смысле, слушать одни и те же песни?

— Нет. Правда не надоедает. А зачем тогда покупать диски, если ты потом бросишь их слушать. Я люблю «Зэ Кардиганс», и они мне не надоедают.

— Зато нам надоедает, — засмеялся Хавстейн. — Господи, да я не знаю, сколько раз мне хотелось спрятать все эти твои диски!

Эннен в упор посмотрела на него:

— А знаешь, что я тогда сделаю?

— Да.

— А что ты тогда сделаешь? — спросил я.

Анна рассмеялась.

— Мне даже думать об этом страшно, — ответил Хавстейн.

— И правильно, — сказала Анна.

— Знаете, — сказала Эннен, — «Зэ Кардиганс» — это одно, а вот то, что Хавстейн слушает, — это вообще катастрофа!

— Вот именно, — подтвердила Анна, поднявшись. Она подошла к маленькой стопке дисков. — Эннен, ничего, если я?..

— Давай.

Анна выключила музыку и поставила другой диск. Через несколько секунд из проигрывателя полилась какая-то мелодия, напоминающая одновременно танцевальное буги, блюз и кошачий концерт. Я понял, что когда я пролеживал неделями наверху, то слышал вовсе не радио, а эту мелодию.

— Хавстейн, — начал я, пытаясь изображать серьезность, — это что?

— Это Каури П. Настоящий фарерский герой.

— Кари?

— Каури. Ты же слышишь — голос мужской. Каури, как… ну да, Коре.

Эннен сидела на диване, улыбалась и качала головой. Потом крикнула Анне:

— Еще раз!

И Анна опять поставила ту же песню. «Народные напевы».

— Поставь ту, с саксофоном, — крикнула Эннен.

— «Sangur ит flyting»? [49]

— Ага!

Анна поставила другую песню, которая началась очень грустным проигрышем на саксофоне, это была баллада о том, как бедных прогнали из дома, а на их место въехали богатые, йотом, как меняются времена — times they area-changing, [50]— голос Каури был исполнен печали, плюс ко всему этому гитара на фоне. Чуть получше предыдущей песни, но я бы такое не купил, и просыпаться под это мне не хотелось бы.