Наследник - Андрей Мартьянов Страница 39

Вот даже как? Выходит, понятие «Ладога» здесь хорошо известно, но Кетиль подразумевает фюльк, сушу, а не огромное озеро. Как же оно называлось в прошлом?

Скандинавы обустроили свое капище давным-давно, не меньше полусотни зим назад – когда самые решительные и смелые мореходы начали разведывать восточные речные пути. Кто именно основал Альдейгьюборг история умалчивает, но скорее всего даны и норвежцы встретили на месте будущего города деревню кривичей, рыболовов и охотников, обитавших в этих местах спокон веку.

Славяне против соседства с пришельцами из-за моря явно не возражали – во-первых, кривичи могли постоять за себя, а во-вторых, окажись люди с севера излишне наглыми и агрессивными, колонизировать земли приильменья и приладожья никогда бы не получилось. Наоборот, серьезные морские торговцы предпочитали относиться к местным доброжелательно и вовсю помогали отбиваться от налетов дружин, занимавшихся откровенным разбоем.

Доверие между славянами и норманнами постепенно укреплялось и наконец Ладога, или же Альдейгьюборг, стала родным домом для представителей самых разных племен – Славик подумал о том, что понятия «глобализация» и «мультикультурность» актуальны не только для XXI века, правда в древности взаимопроникновение культур и смешение народов шли более цивилизованно, что ли? Да-да, цивилизованно, никакой ошибки: процесс движется медленно, со взаимным уважением и без политкорректной навязчивости! «Понаехавшим» в Ладоге симпатизируют, чужеземцы строят город, защищают его, преумножают богатство! А главное – ценят свое и чужое право жить по обычаям предков.

– Тихо! – Кетиль поднял руку и замер на полушаге. Осторожно развязал ремешки у гарды меча, подобрался, сделался неуловимо опасным. – Плохой запах… Слейф, держись у меня за спиной. Идем очень тихо…

Славик и сам почувствовал, что ароматы лесных трав, грибов и влаги перебиваются неприятной вонью, хорошо знакомой любому человеку с медицинским образованием: душок разложения. С чего вдруг Кетиль взялся за оружие? Скорее всего, в зарослях издох кабан или другой лесной зверь, задравший оленя медведь оставил подгнивать тушу…

Кетиль разительно изменился: только что дан был весел и говорлив, шел вразвалочку, а теперь больше напоминал не человека, а хищную лесную кошку: ступал мягко, будто рысь, ни единого лишнего движения, перемещался, как тень. Славик шагнул вперед и немедленно наступил на сухую ветку – под подошвой громко хрустнуло.

Божий круг открылся неожиданно – капище устроили в светлом распадке, наверняка подходящее место выбирали долго: на южной стороне березняк, с севера густой темно-зеленый ельник, а дальше к западу начинается величественная дубовая роща, могучие столетние деревья. Контраст очень хорошо заметен и действительно производит внушительное впечатление – полоса салатово-изумрудных березовых крон и белые стволы, напротив густой малахит хвои, в центре узловатые бурые столпы неохватных дубов и лиственное облако, нависающее над треугольной поляной. Никакому раскрученному дизайнеру не снилось – природа создала это чудо без вмешательства человека.

Капище смотрелось здесь вполне органично, норманны поняли: в чащобе когда-то побывал один из богов, рассекший мир на три оттенка – холод Полуночи, ласковая приветливость Полудня и величественность Заката. Вырезанных из бревен идолов – каждый высотой в два человеческих роста – выставили надлежаще: по кромке ельника могучие Асы, рядом с березами дарующие жизнь Ваны, а на острие клина возвышается грандиозный столб с четырьмя ликами, обращенными по сторонам света. Один, Тор, Бальдр и Хёймдалль. У подножия – наполовину вросший в землю гигантский валун, сопоставимый по размерам с Гром-камнем, на котором стоит Медный всадник.

Очень впечатляет. Храм под открытым небом. Возникает чувство благоговения, как в настоящей церкви, только куполом является небесный свод, а стенами – живые деревья. Скандинавы не только помнят о богах далекой родины, но и знают, как их порадовать.

Однако радости сейчас не было: мертвечиной тянуло от капища и это было не жертвенное животное, погибшее под ножом годи на священном камне.

– Огради Тор своим громомечущим молотом, – потерянным голосом проговорил Кетиль. – Вот куда подевались Харальд из Лунда и его братья… Ушли четвертого дня и сгинули, люди думали, отправились на долгую охоту. Что же делается, потомство целой семьи вырезали, жена есть только у Харальда, на сносях – ведьма Торунн сказала, что родится девочка…

– Что? – невпопад спросил Славик по-русски. Он сам был потрясен увиденным. – Торунн хверр?

– Молчи. Ничего не говори. Уходим отсюда. Быстро. Надо рассказать Рёрику.

* * *

Норманны не зря втихомолку поговаривали о том, что земли к западу от Альдейгьюборга «испорчены» – свидетельств и недобрых знамений хватало с избытком, корабельщики с опытом старались не останавливаться на ночевки по берегам реки, связывающей Восточное (или, как говорили в Приладожье «Варяжское») море и Нево-озеро, только на островах: каждому известно, нечисть не способна перебраться через текущую воду.

В том, что в лесах завелась именно нечисть, не сомневался никто – начиная от словинских и датских жрецов, заканчивая самым бедным рыбаком: и прежде-то в чащобах было небезопасно, теперь же стало совсем плохо. Зверь уходит, черного лесного быка – тура, в окрестностях города ныне не встретишь, становится все меньше кабанов, благородного оленя не видели с прошлого лета.

Люди тоже пропадали, пускай и редко – в таких случаях обычно говорилось «лес забрал»; с одиноким охотником всякое может произойти: медведь-людоед, оголодавший после холодной зимы, выглядящая ровной полянкой гиблая трясина, ядовитая змея; да мало ли опасностей за оградой человеческого поселения? И это не обязательно хищное животное или скользкий гад; болотные водяники, лесовики, купалки-лоскотухи, полуденицы – дремучие пущи негостеприимны и если не знаешь, как уберечься от потусторонних тварей, лучше не уходи далеко от жилья. Раньше терялись и дети, и взрослые сильные мужчины, но ничего подобного происшедшему на датском святилище в Альдейгьюборге пока не видели…

Рёрик немедленно собрал дружинников постарше и покрепче числом в неполные три десятка, приказал взять оружие, кликнул еще пятерых с норвежского двора и отправился на капище сам – неслыханное дело, осквернение божьего круга! Кетиль был прав: лундских данов, уже пять зим как поселившихся в Гардарики, убил не зверь. Но и не человек. Это что-то другое.

Норманны никогда не были особо впечатлительны при виде крови или трупов – дело привычное и, можно сказать, житейское, однако сейчас замутило самых закаленных: от сыновей старого Хакона по прозвищу Йокулль, «Ледник», мало что осталось. Слова «растерзали» или «разорвали» подходили с трудом, поскольку даже скелеты были сильно повреждены.

Славик в армейские времена видел, что способен сделать с человеком разрыв минометного снаряда под ногами, был на полигоне несчастный случай. Подобное сравнение вполне уместно, хотя до появления артиллерии должна пройти уйма столетий.

Угадать в мешанине начавшей подгнивать плоти, остатков одежды и сломанных костей человеческие останки было непросто, а уж идентифицировать их без помощи знающего криминалиста невозможно. Тем не менее даны точно определили: вот это Харальд, старший, а справа от него – Олейв, третий сын. В оторванной кисти Олейва зажат охотничий нож, значит, они пытались сопротивляться. Но кому? Что за существо настигло братьев в божьем круге?