Принц по ГОСТу - Кристина Юраш Страница 39

В итоге одно одинокое дерево согласилось открыть свой зев, я стала влезать, как вдруг кто-то внутри заорал дурным голосом: «А-а-а-а!». Что-то я не ожидала, что уютный номер тут же превратится в хостел для гастербайтеров.

— А-а-а! — орал кто-то в темноте, пока я пыталась понять, кто у нас будущий солист хора имени меня? Подозрения сменились догадкой, но я слишком устала, чтобы радоваться, и тем более быть вежливой. Я почувствовала себя акушером, с ноги выпихивая комок нервов, подвывавшего на зависть всем волкам в округе, а потом вылезла сама. Передо мной стоял грязный и чумазый представитель коронованных меньшинств, чью голубую кровь я уже неоднократно упомянула незлым тихим словом.

— Ты как здесь очутился? — возмутилась я, глядя, каким взглядом на меня смотрит любитель острых ощущений.

— Я… я… — икал принц, затравленно оглядываясь по сторонам, но тут же вспоминая о своем происхождении. — Да как ты с принцем разговариваешь?

— Судя по записке и короне, ты передумал быть принцем, и решил уйти в неудачники! — усмехнулась я, чувствуя, что силы мои на исходе. Я колебалась, куда потратить их напоследок — на попытку выбраться из леса или на затрещину принцу! Последний вариант был настолько соблазнителен, что я сжала кулаки.

Мы петляли по лесу, пока не вышли к башне, откуда торчала лохматая веревка из волос местной красавицы. Если я не ошибаюсь, то здесь нужно повернуть налево. На небе дрогнула первая зарница рассвета, придав мне силы. И вот я уже отчетливо видела замок, к которому конвоировала принца, резко решившего отказаться от своих планов. По пути страдалец рассказывал мне о неземной любви, подвигнувшей его на эпический побег. Златокудрая красавица, происхождения не совсем благородного, вскружила нашему принцу голову еще до отъезда в Академию, не смотря на то, что с детства он было помолвлен с другой. Но вечная любовь неожиданно прошла с первыми заморозками.

— Ты уверен, что она любит тебя, а не твою корону? — хрипло спросила я, глядя на ковыляющего рядом любителя Золушек.

— Она мне говорила, что ненавидит мою корону, — всхлипывал щуплый русоволосый принц по имени Гарольд. — Помню, как она сказала, что если бы я не был бы принцем, то мы бы смогли быть вместе… Она — внебрачная дочь барона, отданная на воспитание мельнику… Мы обмениваемся письмами через моего слугу…

— Хочешь проверить любит она тебя или нет? — прокашлялась я, кутаясь в грязную и промокшую от утренней росы одежду. — Пиши ей, что ты — больше не принц, что ты теперь обычный парень. Родители об этом еще не в курсе… И просто жди ответа. Вот так ты узнаешь, любят тебя за корону или просто так.

Я едва шевелила ногами, поднимаясь по лестнице, ведущей к входу в замок, пока мне воспевали красоты и достопримечательности возлюбленной.

Толкнув дверь, я тяжело вздохнула, отправляя Ромео спать, а сама почувствовала, как валюсь с ног от усталости. Я медленно сползала по стене, понимая, что ректорам Академии Прекрасных Принцев пора давать валерьянку за вредность.

***

Я отчетливо слышал, как хлопнула дверь. И даже видел, как в нее вошли двое. Принц шел по коридору, бубня себе что-то под нос: «Я больше не принц, любовь моя, но я все еще люблю тебя… Или лучше написать «обожаю»?».

Где ректорша? Ничего! Сейчас я ей все выскажу! И по поводу «свидания» тоже… А я ведь выскажу!

Я уже видел холл, в окнах которого застыли малиновые всполохи рассвета.

— Да как ты посме… — сквозь зубы начал я, а потом увидел ее, лежащую на холодном полу в грязной одежде… Ее рука распростерлась вперед, а на руке покоилась голова с грязными волосами, в которых застряли ветки и листья. Она лежала, как маленькая девочка, поджав под себя ноги. Лицо ее было расцарапано, на руках виднелись кровавые ссадины, а одежда была разорвана.

Неужели снова придется принимать человеческий облик… Я чувствовал, как все тени, которые есть, сползаются ко мне, а перед глазами стояла она, лежащая на холодном и грязном полу.

Хоть бы не проснулась… Хоть бы не открыла глаза…

Я заносил ее в ее комнату, глядя, как бессильно повисла ее грязная рука, на которой багровым, чуть вспухшим рубцом расцветала спекшейся кровью ссадина. Ее голова лежала на подушке, а я снимал с нее обувь, чужой камзол, напоминающий грязную тряпку, осторожно стягивал мантию… Она простонала во сне, когда я вытаскивал из ее волос листья и ветку. В моих руках была мокрая тряпка, которой я стирал грязь и кровь с ее рук. Если спросит, скажу, что это сделала… Шарман. Со старухой я договорюсь.

Я прикоснулся тряпкой ко лбу, рассеченному царапиной, и почувствовал, что она горит… У нее жар…Она снова простонала, приоткрыв потрескавшиеся и обветренные губы. Я положил руку ей на лоб, чувствуя, что она горячая.

Дверь хлопнула, по коридору послышались шаги и возмущения. Я выставил вперед руку, и дверь в комнату с грохотом захлопнулась.

— И вот что мне с тобой делать? — я смотрел на бледное лицо ректорши, откинутую на подушке голову, спутанные волосы, прядь которых прилипла к ее губам. — Убить тебя мало! Мало того, что пошла в лес, так еще и…

На ее лоб легла мокрая тряпка, пока я осторожно убирал волосы с ее лица. Она простонала, сжимая и разжимая пальцы.

— Нет, я должен тебя по головке погладить за то, что ты отправилась на поиски дурачка, вместо того, чтобы просто написать родителям, мол, их идиот пал смертью храбрых в борьбе с собственной дуростью! Причем, дурость победила! Приношу свои глубочайшие соболезнования и так далее… — внутри меня горело пламя негодования, когда я в очередной раз выжимал тряпку, мочил холодной водой и снова расправлял на мокром пылающем лбу. — Я что? Должен сидеть здесь, как нянька?

Она простонала, пошевелив губами, и снова попыталась схватить что-то невидимое.

— И вот что мне с тобой делать? А? — я чувствовал, что прямо сейчас все брошу и оставлю как есть. — Поверь мне, я не собираюсь терпеть тебя целую вечность! Не хватало еще одного призрака! Слышишь? Не вздумай умирать!

Поверх моей руки легла ее горячая рука и тут же обессиленно скатилась на простыню.

— Позор! Если об этом кто-то узнает… Лежи уже, не ерзай! — я поднял с кровати упавшую тряпку, расправил ее, глядя на сухие, потрескавшиеся губы.

Она снова простонала, кусая губы до крови и еще сильней зажмурившись.

— Добить бы тебя, чтобы не мучилась, — усмехнулся я, глядя на свою руку, которая тянется к чужой щеке и скользит по ней пальцами. — Но вот что-то рука не поднимается… Хорошо, попробуем тебя напоить! Только учти! Холодную воду я давать тебе не буду! Куда отворачиваться? Пей, я кому сказал! Сама же просила! Ну вот! Молодец! Все расплескала! Нет, точно добью! Добью и точка!

— С… спасибо, — едва слышно произнесла она, пытаясь поймать мою руку. — Спасибо…