Семя Ветра - Александр Зорич Страница 38

– Я слышал, что Гамелины использовали «кричащих дев», – мрачно заметил Ваарнарк.

– И «кричащих дев» тоже, – утвердительно кивнул Ганфала. – Но только потому, что воины Пелнов оказались сильнее, чем того хотелось бы Стагевду. Они выстояли против «темного пламени», хотя от многих и многих остался лишь пепел. Когда дым рассеялся под порывами штормового ветра, воины Гамелинов увидели, что над твердынями Пелнов по-прежнему реют стяги с Крылатыми Кораблями. «Темного пламени» у Гамелинов больше не было. Стагевду не оставалось ничего, кроме как швырнуть на чашу весов «кричащих дев».

– Значит, «темное пламя» не всесильно, – с горечью заметил Ваарнарк. – А мы заплатили за него жизнью нашего…

– Не всесильно даже Солнце Предвечное. Иначе оно испепелило бы мать матери Стагевда и всех прочих Гамелинов до третьего колена, – резко оборвал его Ганфала. – Но «темное пламя» может помочь нам. Стагевд не знает, что отныне «темное пламя» – в наших руках. Если мы используем все наши запасы разом, в самом начале сражения, нам, возможно, удастся заронить семя ужаса в души Гамелинов. И тогда их не спасет ни число, ни умение.

Ваарнарк бросил косой взгляд на обезглавленное тело своего двоюродного племянника. И то подумать – не такая уж большая плата за сокрушение ненавистных Гамелинов…

10

Вечером следующего дня большой отряд, растянувшийся по выжженному солнцем полю едва не на пол-лиги, подошел к южным воротам Наг-Кинниста.

Носильщики сгибались под тяжестью продолговатых предметов, старательно укутанных в парусину. Ганфала бодро вышагивал во главе отряда, возложив свой магический посох на правое плечо. Герфегест брел рядом с ним, бесцельно созерцая раскаленную землю под ногами.

Все в этом мире было не так. Страшное солнце, прожигающее плоть до самых костей. Молодой Орнумхониор, погубленный из-за бездушной груды железа, которая вскоре погубит еще тысячи молодых и сильных – Орнумхониоров, Лорчей, Гамелинов. И мрачная церемония погребения Орнумхониора, которого Ганфала строго-настрого запретил выносить из Арсенала. Дескать, на то и жертва…

Игнорируя сдерживаемое лишь страхом перед Ганфалой и молчаливым попустительством Хозяина Дома недовольство других Орнумхониоров, Горхла взвалил обезглавленное тело на плечи и бросил в шестиугольный бассейн под косматой звездой. Туда же, непочтительно поддетая носком карлика, полетела вмиг пожелтевшая голова. Оливковая, с недобрыми серебристыми отблесками жидкость стала юноше бесславной могилой.

На выходе из Арсенала взгляды Ганфалы и Герфегеста встретились.

– Так нельзя, – сказал Герфегест.

– Так можно и так должно, – отозвался Рыбий Пастырь. – Помни – Священный Остров Дагаат в руках Гамелинов. В руках бездушной ведьмы Харманы и мятежного урода Стагевда. В руках людей, что убили твою женщину и едва не убили тебя. Мы не имеем права быть мягкотелыми. Иначе они сожрут нас.

Герфегест не знал, что возразить Ганфале. Сильные мира сего всегда правы. И всегда жестоки.

11

За время их отсутствия в Наг-Киннист прибыло сразу два посольства.

Первое – от Ганантахониоров, южных соседей Орнумхониоров. До главы Дома Ганантахониоров дошли слухи о прибытии в Наг-Киннист флагмана императорского флота. Первый Ганантахониор явился лично в сопровождении двух старших сыновей засвидетельствовать свое почтение властителю Синего Алустрала.

Злая ирония судьбы действительно уготовила ему встречу с Ланом Красным Панцирем. На погребальной церемонии Лана Красного Панциря.

Второе посольство прислал Стагевд, глава Дома Гамелинов.

Герфегест не знал этого. Предоставив Ганфале самому вершить судьбы Алустрала в обществе Горхлы и Ваарнарка, он со всех ног ринулся в правое крыло дворца Орнумхониоров, где находились гостевые покои. Он знал – там его ожидает Киммерин. Но дверь была заперта.

– Киммерин! – крикнул Герфегест сквозь дверь, удивляясь своему непривычно хриплому голосу.

За дверью стояла непроницаемая тишина. Но это не была тишина пустой комнаты, скорее – безмолвие затаенного присутствия. Идущий Путем Ветра чувствовал едва уловимое колебание воздуха. Едва слышный шорох нежных дворцовых тканей. Герфегест успокоил себя тем, что Киммерин испугалась его отчужденного голоса.

– Киммерин, открой! Что за глупые игры?

Такая знакомая тишина. Улыбка сошла с губ Герфегеста. Больше успокаивать себя было нечем и незачем. Неужели случилось?

Не задумываясь над тем, как он будет выглядеть в глазах двоих слуг – одного в колпаке постельничего и второго с метлой уборщика, чьи пройдошистые физиономии виднелись в конце коридора, Герфегест отошел к противоположной стене.

В один бросок преодолев шестилоктевый коридор, Герфегест вышиб дверь ударом литого плеча.

Он остановился вовремя. В двух пядях от его груди застыло, словно бы пребывало здесь предвечно, широкое лезвие копья короткого боя.

12

Под Солнцем Предвечным все повторяется трижды.

В первый раз из Пустоты восстает нечто и приходит пред взоры смертных – удивлять, ужасать, восхищать.

Во второй раз пришедшее из Пустоты предстает в кривом зеркале Повторения. Зачем? «Служить Равновесию», – говорил Зикра Конгетлар.

В третий раз пришедшее из Пустоты является в новом обличье, которое дано познать немногим. «Чтобы сожрать себя и уйти в ничто», – пояснял Зикра Конгетлар.

Зачем сожрать себя и уйти в ничто? «Чтобы прийти вновь, прийти изменившимся», – учил Зикра Конгетлар.

В сумеречных покоях Киммерин Герфегест разглядел немногое, но многое понял.

На ложе угадывался силуэт обнаженной девушки. Это была, несомненно, Киммерин. А перед Герфегестом, сжимая древко копья, застыл Двалара.

Двалара тоже был обнажен и в нем Герфегест узнал себя.

Вот он, Герфегест, в тот день, когда трое посланцев Ганфалы пришли спасти его жизнь от людей Гамелинов. Нагой и преисполненный решимости отстоять свою любовь. Герфегест, явившийся в кривом зеркале Повторения.

Словно следопыт в богатой зверьем чаще, Герфегест втянул носом спертый воздух покоев. Воздух был напоен терпким, таким сладким и таким знакомым запахом Киммерин. Да, милостивые гиазиры, сомнений быть не могло – Двалара обладал ею. Его Киммерин. Его?

– Ты служишь Равновесию? – спросил Герфегест глухо.

Двалара не понял его.

– Я служу себе. Ты, Рожденный в Наг-Туоле, слишком быстро позабыл свою прошлую подругу. Я так не умею и не хочу. Там, откуда я пришел, принято любить то, что любил, и хранить верность.

– Красиво сказано! Скажи мне, Двалара, и много верности Киммерин ты сохранил, когда Блуждающее Озеро возжаждало жертвы?

– Твоя сила – твое право, – парировал Двалара. – Я и Киммерин в вечном долгу перед тобой. За это Киммерин одарила тебя многими ночами любви. Но теперь все должно вновь вернуться к истоку.