Фебус. Ловец человеков - Дмитрий Старицкий Страница 38

Эрасуна понимающе кивнул, поворачиваясь к входу в башню, в котором толпились любопытные валлийцы.

— Так что ты там говорил про танцы? — спросил я практически уже в его спину.

— Сир, не знаю я, как вас учили ранее, но рубятся на мечах не руками, а ногами. И движения мечника почти те же самые, что и движения танцора в некоторых танцах. К тому же танцы приучают тело чувствовать ритм… Завтра мы с этого и начнем — как правильно ставить ноги.

Верфь мурманов не произвела на меня особого впечатления. Сказать по правде, я ожидал увидеть если не что-то сравнимое с Адмиралтейством Петра Великого в Петербурге, то хотя бы стационарный стапель. Здесь же все было устроено так, что после той лодки, которая пока только хвалилась ребрами шпангоута, больше ничего и никогда создано не будет.

Простецкий навес, под которым сохли бревна. Примитивная ручная пилорама, зажатое в упорах бревно, которое раскалывали на доски клиньями, а потом уже выравнивали их, затесывая топорами. Штабель таких досок рос под другим навесом. Лодка хоть и не больше восьми метров длиной, но на ее обшивку много дерева уходит.

Видя мое разочарование, алькайд произнес:

— Сир, я же говорил, что тут мы строим только китобойные вельботы. Большие корабли тут строить можно, но зачем создавать себе лишние сложности, когда это проще и быстрее сделать в соседнем Сен-Жан де Люзе.

— Насколько большие?

— Ну кокку больше пятнадцати туазов длиной мы еще делать не пробовали, — сознался он.

Кокка — это они так когг стали называть, что ли? Но тридцать метров, грубо говоря, совсем неплохо. Вполне можно соорудить в этих параметрах нечто вроде двухмачтовой бригантины или трехмачтовой шхуны. Суда быстроходные и поворотистые. Не зря их пираты так полюбили в будущем.

— Мы можем отвезти вас в де Люз хоть сейчас, сир, — поклонился алькайд.

— Пустое. Мы конечно же поедем на верфь в Сен-Жан де Люз, но не сегодня. И берегом. Сколько до него: три лиги? Верхом это недолго. Не стоит отвлекать рыбаков от промысла.

— Как прикажете, сир, — еще раз поклонился он. — Вы еще хотели осмотреть наш мыс.

— Тот, с которого вы наблюдаете море?

— Именно так, сир. С него хорошо видна миграция китов. К сожалению, с тех пор как к этому промыслу подключились баски, китов стало значительно меньше в наших водах. Приходится за ними ходить все дальше в океан.

— Я успею до обеда вернуться в кастелло?

— Не обижайте нас, сир. Неужели мы отпустим вас без угощения?

— Я говорю не о еде, а о времени.

— Тогда прошу вас прогуляться по мысу. Там уже все приготовлено и в настоящий момент жарят для нас рыбу на костре. А уж печень трески, особо приготовленную, по-мурмански, мы захватили с собой.

— А саму треску только жарите или коптите тоже?

— И жарим и коптим. И холодным дымом и горячим. Мы угостим вас всем, что делаем сами для себя. На продажу, кроме ворвани и прочих продуктов из кита, мы только селедку солим в бочках. Еще вяленая рыба пользуется большим спросом у горцев, они ее меняют у нас на молоко, сыр и шерсть. Ну и за свежей рыбой постоянно приезжают купцы из Байонны. Тут же рядом…

До оконечности мыса прогулялись неторопливо. Там у мурманов было сооружено из больших камней приличное ветроубежище. С небольшой саклей под дерновой крышей, снаружи больше походившая на кавказский сарай, чем на жилище. Под навесом сушилась треска, отобранная тушками сантиметров по сорок. На открытом очаге мальчишки-подростки жарили ее же. Ту, что не попала под стандарт для сушки. И сразу поедали жареху. Их рожицы блестели от рыбьего жира.

— Дядя Оле, — громко закричал один из них, увидев нашу компанию, — на север ушли два кита и один корабль.

Остальные парни стали быстрее съедать то, что держали в руках.

— Это и есть наши наблюдатели за морем, сир, — указал алькайд на этих пацанят.

Тех было шестеро. От десяти до тринадцати лет с виду. Чумазые от костра и одеты как беспризорники. Правда, не в лохмотьях, но в латаной-перелатаной одежке явно с чужого плеча. Но судя по отношению к ним со стороны мурманов, они явно им родня, а не воспитанники со стороны. Впрочем, если припомнить мое детство, то в деревнях и провинциальных городах до начала 70-х годов двадцатого века донашивать шоболы за старшими братьями или еще какими добрыми родственниками было нормой, а не исключением. Действовал наш советский секонд-хенд в родственных сетях, и без какой-либо коммерческой составляющей.

А вот сарайчик, хоть и неказистый по виду, оказался филиалом рояльной фабрики. Из него мальчишки ловко вытащили козлы и столешницы, составив их во вполне приличный стол. За ними пришла очередь примитивных лавок, корзин со снедью и небольшого пузатого бочонка. Апофеозом этого действа стала чистая льняная скатерть, которой накрыли изрезанную столешницу.

Нашлись в корзинах и большие серебряные тарелки, на которые вывалили рыбу разнообразного копчения. Заранее все порезанное — бери и ешь. И свежей, жаренной на костре рыбы мальчишки натащили на оструганных деревянных досках.

Даже деревянную лоханку с водой притащили — руки мыть.

— Вам, сир, белого вина или эля? — начал угощать меня алькайд, едва расселись за столом.

Демократично расселись, без чинов.

— Такую рыбу грешно есть помимо пива, — передразнил я Пашу Эмильевича из «Двенадцати стульев», вдыхая аппетитный аромат копчений.

— Как точно сказано! — восхитился алькайд, вот только я не понял, искренне это он или по должности.

Появились разномастные серебряные кубки, надраенные до блеска самое позднее — вчера вечером. Мне поставили самый большой и тут же набулькали в него эля, который оказался слабо пенящимся лягером.

Я попробовал и понял, откуда у французского пива ноги растут по вкусовым качествам. Ни «Будвайзер» ни разу, даже не «Козел Велкопоповицкий» и уж тем более не «Крушовице». Больше напоминало «Жигулевское» производства юга Украины во времена СССР, если смешать его со «Стеллой Артуа». Фильтровать пиво тут также никто не удосужился. Но сойдет для сельской местности, особо под правильную рыбку.

— Хмель сами растите? — спросил я, утолив первую жажду.

— Нет, сир, хмель — дикий. Пастухи у басков собирают его в горах и на рыбу у нас выменивают. Вон они горы — им тут рядом, — махнул он в противоположную от моря сторону.

— А почем? — впился я зубами в треску горячего копчения и чуть не застонал от наслаждения — ностальгия вкуса.

Надо отдать должное, мурманская рыбка была и жирней и нежней той, к которой я дома привык. У нас, как поговаривали, прежде чем треску коптить, с нее рыбий жир вытапливали. А тут он пока всем без надобности.

— Дык… корзина хмельных шишек на такую же корзину сушеной рыбы. Давно так повелось, — откликнулся алькайд.