Цитадели - Евгений Шалашов Страница 38

Душ, сменить белье и одежду! Старую — в утиль! Вытащил из-за пазухи удостоверение полномочного представителя, которое теперь напоминало «полнонамоченного». Но спецбумага и особостойкие чернила были хороши. Если слегка подсушить, так и незаметно! Только клей кое-где растекся. Ну как-нибудь отреставрирую. «Что ж, — философски подумал я, — может, и есть в этом великая сермяжная правда — нечего в обитель борцов с мировым злом тащить бумаги! Здесь поверят и на слово».

Ванная комнатушка приняла усталого меня во всем великолепии. Я с удовольствием смыл с себя всю грязь и трупный запах, вылив половину флакона с жидким мылом.

— Вернулся, — услышал я сквозь шум льющейся воды голос, который хотел услышать больше всего, и почувствовал, как нежные руки начали тереть спину.

Водные процедуры затянулись… Когда я пришел в себя, был уже вечер.

— Есть хочу, — вспомнил вдруг я.

Машка, успевшая одеться и привести себя в порядок, вдруг дернула меня за ухо так, что я подскочил.

— Больно же! — завопил я. — Офонарела совсем?

Вместо оправданий треснула меня по второму уху…

— Ты, что, взбесилась? — ошалел я.

— Хм… — хмыкнула Машка с довольным видом, пошла к холодильнику и стала вытаскивать салаты, сыры, ветчину, фрукты. А когда извлекла бутылку шампанского, то я уже перестал что-либо понимать.

— Хотя бы сказала — за что? — недоумевал я, потирая уши.

— Хотела тебе сразу заехать, — деловито сообщила рыжая, накладывая салаты. — Даже продумала, под каким глазом фингал подставить, но отвлеклась, а потом — увлеклась.

— ??

— А кто из меня бобриху сделал? — заверещала Машка как уличная торговка. — Кто там у тебя дрова для костра заготавливал? И кто страдал аллергией на собственную шкурку? Служебный роман он, видите ли, затеял…

От удивления я присвистнул:

— Так ты что, книгу мою читала? Где и откопала-то?

— К твоему сведению, читать я умею. А уж «откопать» — несложно. У нас Гномик на «фэнтэзи» повихнут. Чемоданами притаскивает. Знаешь, какая ржачка была? Меня теперь «бобрихой на выданье» зовут.

— Подожди, но это литературный прием, — оторопел я. — Художественный вымысел.

— Ага, ты мне еще о роли женского образа в романе расскажи. И о том, что женщина в произведении, — это функция.

— Да ладно, Маш, не сердись. Я тебя все равно люблю, — попытался успокоить я девчонку.

— Да вот, и я-то тебя тоже, — вдруг засмеялась Машка. — А иначе бы сразу убила! Бобриха на выданье!

— Роман-то хоть понравился, — забеспокоился вдруг я.

— Ну не хуже и не лучше прочих. Не Бушков, конечно. И не Белянин.

— Но читать-то можно? — с упавшим сердцем спросил я. Девчонка права — когда книга вышла из печати, мне она показалась полнейшей фигней.

— Если прочитала — значит можно, — усмехнулась Машка. — Ты, лучше, шампанское открывай. Давай, за встречу…

За встречу Машка слегка пригубила. Посматривая на меня, как любящая жена на непутевого, но все еще любимого мужа, вздохнула:

— Ешь давай. Я ведь тебя третий день жду. Думала — сначала отлуплю, а уж потом поужинаем. Шампанское, между прочим, французское. Кстати, у меня еще и горячее есть — твоя любимая печенка. В третий раз готовлю! Налей еще…

Чего никак не могу освоить, так это искусство разливания шампанского. Обязательно перельется через край! Маша подняла свой бокал и лукаво спросила:

— Н-ну, за что пьем?

— Наверное, за тебя, — предложил я.

— За нас! И, — потупила она взгляд, — за то, что у нас будет ребенок.

Обалдев от новости, я выпил, едва не проглотив свой бокал. Поперхнулся.

— По спинке постучать? Или не рад? — требовательно посмотрела она на меня.

— Конечно, рад, — откашлявшись, сказал я. — Только вот, как-то неожиданно…

— А почему не говоришь: «Может, ошибка? А может — не от меня?»

— Как принято во всех подростковых фильмах. А ты, как это положено по жанру, бьешь меня по мордам и гордо уходишь прочь.

— Могу и без мордобоя уйти, — возмущенно вскинула она конопатый нос.

— Давай, — вяло предложил я. — А я буду бежать следом и кричать: «Вернись, я всё прощу!» Что я жене-то скажу?

— Скажешь правду. Или, — пожала она плечами, — вообще ничего не скажешь. Я, понимаешь, на женитьбе и алиментах не настаиваю. Так что — все зависит от тебя. Жена твоя может вообще ничего не узнать. А расскажешь…

— Рассказать, что где-то в… непонятном месте у меня скоро будет ребенок?

— Почему — скоро? Как положено, через девять месяцев. Пока только один прошел.

Я посмотрел на Машкин живот. Вполне плоский, хотя мы и расстались почти год назад. Опять забыл, что в Застеколье время течет по-другому. Я уходил в апреле. Сейчас май. Правда, уже следующего года. Значит, у нас прошел год с лишним, а здесь — два месяца. Интересно, я сумею когда-нибудь соотносить «то» и «это» время? Хотя что это меняет? Единственно, что когда родится ребенок, на «Большой земле» пройдет еще лет десять…

— Есть у тебя Олег, черта — из мухи слона делать. Пытаешься продумать — а как отнесется к этому жена. Как отнесется — так и отнесется. Мне, честно говоря, все равно. Извини, но я эгоистка. Для себя я знаю — у меня будет ребенок! А этого по всем законам быть не могло… Понимаешь?

— Мне Ярослав говорил, — кивнул я.

— Стало быть, ошибался дядька!

— Ты уже рассказала?

— Хотела тебя первого обрадовать. Но не похоже, что ты сильно рад.

— Подожди, дай привыкнуть, — попытался я «переварить» новость. — Не забывай — я-то отец со стажем. Дочке семнадцать, почти невеста. Как вспомню о ползунках, распашонках, подгузниках…

— Памперсах, — уточнила она. — Отстал ты от жизни.

— Во-во. Если честно — то просто страшно!

— Между прочем, могу и без папаши обойтись. Как-нибудь сама воспитаю.

Кажется, Мария обиделась всерьез. Что ж, можно сделать скидку на состояние беременной женщины.

Я встал и слегка приобнял ее за плечи:

— Глупая… Меня укоряешь, а ведешь себя — как подросток. И вообще — тебе вредно волноваться.

Машка уткнулась мне в грудь и заплакала.

— Олег, ты просто не представляешь, каково быть женщиной и жить, зная, что у тебя никогда не будет детей. Знаешь, сколько лет я смотрела на чужие колясочки и чуть не выла?! А потом вдруг… Вы, мужики, даже и не представляете себе — какое это счастье!

— Ладно, Машка, — погладил я ее по голове. — Все будет хорошо. Как-нибудь. И родим, и воспитаем!

Точно, — всхлипнула она, попытавшись улыбнуться. — Так вот возьмем вместе — и родим! Тебя, кстати, дядька просил зайти. Не торопись, поешь спокойно.