Мятеж Безликих - Дмитрий Самохин Страница 38

Старик дошел до своего тронного кресла и медленно опустился в него.

Настала пора действовать. Сейчас начнется говорильня, и будет возможность активировать заклинание, подаренное бывшим Инквизитором. Спрятанная внутри маски ампула при раскусывании выпускала на волю заклинание «Иглы Вероятности». Стоило магу посмотреть истинным зрением на мишень, он видел, куда направить тонкое магическое излучение, которое способно выжечь дыру в сердце жертвы. Остановить «Иглу Вероятности» можно было лишь защитными охранными полями, но они сейчас не должны были работать. Впрочем тут Островной Лис мог положиться только на честное слово бывшего Инквизитора. По другому защититься от этого заклинания было невозможно. Игла била точно в цель. При этом она была настолько крохотной, что в присутствии такого количество высших магов ее невозможно было различить. Она просто сливалась с магическими аурами окружающих людей.

Островной Лис сделал все как надо. Раскусил ампулу, активировал заклинание, выбрал уязвимое место у Старика и отправил Иглу в полет. Еще одним достоинством этого заклинание было отсроченное действие. Человек, которого поразила «Игла Вероятности» умирал далеко не сразу. Он мог еще несколько дней прожить, прежде чем ему становилось необратимо плохо.

Островной Лис нервничал. Он видел, что Игла поразила цель, но все время его не отпускала мысль, что за ним кто-то следит, и вовсе не Узник, стоящий у него за спиной. Что его действия давно взвесили, измерили и вынесли вердикт. Виновен! А раз виновен, то скоро жди наказание.

Одно радовало, скоро Старик умрет. Игла уже стала разрушать его изнутри. Еще немного, еще чуть-чуть и ложе Морской Гидры потребуется новый магистр.

Лэл Дарио Винченцо Ноччи поднялся, легким поклоном приветствовал всех достопочтимых лэлов и открыл Совет первыми строчками своего доклада.

* * *

Старый Магистр лэл Альберто Варитто Кантарине сидел в большом мягком кресле, укрытый теплым шерстяным пледом. В последнее время ему сильно не здоровилось. Бил сильный озноб, снимаемый только крепкими лекарствами, да и то ненадолго. Постоянно болела голова, эту боль снимал лишь коньяк, пара бутылок, одна початая, другая про запас, постоянно стояли в кабинете Старика. Ещё шалило сердце, то вскачь пускалось, словно у юноши, впервые влюбившегося до беспамятства, то наоборот ленилось и билось так медленно, что не было сил даже руку поднять. Старый Магистр не понимал, что с ним такое. Он конечно знал давно, что времени у него мало осталось. Печальная Госпожа приближалась к нему все ближе и ближе, и до их встречи осталось совсем чуть-чуть, год, два не более. Но чтобы так быстро и прямо сейчас, когда еще столько осталось незавершенных дел. Старик чувствовал жуткую досаду и обиду.

Лэл Альберто Кантарине взял с придвинутого к креслу шахматного столика бокал с коньяком и сделал глубокий внушительный глоток. Тепло разлилось по телу и глухая головная боль медленно растаяла. Старик почувствовал, как силы медленно возвращаются к нему.

Прошло три дня после собрания Верховной Тройки, и все три дня он мучился болями. Уж не проклял ли его кто на этом собрании. С верховных магов станется. В борьбе за власть над ложей они вполне способны переступить через старого немощного Магистра. Таким они привыкли видеть его. Он хотел, чтобы они видели его таким.

Старик поднялся из кресла, отбросив в сторону плед, и медленно приблизился к окну, не выпуская из рук бокал с янтарной жидкостью. С оконным запором пришлось повозиться, но наконец он справился и вдохнул полной грудью свежий сырой воздух, щедро брошенный в лицо ветром.

Старый Магистр застыл, наблюдая за расстилавшимся перед ним прекрасным неповторимым городом, расчерченным улицами и каналами. Всю свою жизнь он положил на алтарь служения этому городу, и не мог поверить в то, что служба подошла к концу. Сколько он не путешествовал по миру, но нигде не видел такого сказочного города. Что говорить, прикипел к нему и сердцем и душой. Только лишь одно место во Вселенной напоминало ему родной город. Другая Венеция из другого мира. Венеция с Близнеца, где ему довелось побывать в свое время. Только если сравнивать эти два идеально похожих друг на друга города, победу одерживала его сказочная напоенная тайной Венеция. Тот город с Близнеца во всем напоминал ему его родину, только вот он был более прозаичным и скучным. Повсюду машины и толпы туристов с маленькими коробочками фотоаппаратов, постоянные вспышки света от снимков, важные и слегка нетрезвые гондольеры, катающие гостей города по грязным и дурно пахнущим каналам. Венеция с Близнеца умирала и длила свою агонию за счет бездонных кошельков туристов. Но никто не хотел помочь ей, спасти родной город, воскресить его, отодвинуть подальше от края, за которым начинается бездна.

Старик поднес бокал ко рту и судорожно глотнул, избавляясь от неприятного воспоминания. Коньяк вернул его к действительности. И от этого стало тоскливо. Он знал, что умирает, и понимал, что смерть пришла к нему до срока. И этим он обязан одному из соратников по ложе. И лэл Альберто Кантарине знал кому именно.

Смерть приблизил к нему Островной Лис. Больше некому. Он согласился участвовать в заговоре. И исполнил свою роль. Только как у него получилось. Охранные магические поля должны были защитить Старика от любого чужеродного враждебного воздействия. Значит, заговор распространил свои щупальца глубоко внутрь ложи. Как ни прискорбно это сознавать, но его предали. Кто-то отключил магические охранные поля, по-другому у Островного Лиса ничего бы не получилось. Хотелось бы верить, что это кто-то из низовых магов, работающих в Оранжерее, или кто-то из лаборатории, поддерживающей охранные поля над ним, но Старик не был столь наивен. Он знал, что отключить поля смог бы только его бывший соперник, сам практически отдавший магистерский плащ в его рук. Бывший Великий Инквизитор лэл Торквемада помог Островному Лису, только вот зачем ему это. Островной Лис метит на место Верховного Магистра, а какой прок от смены власти Инквизитору? Лэл Торквемада явно затеял свою игру, в которую не посветил Островного Лиса.

Это будет неприятной неожиданностью для лэла Дарио Ноччи. Но на этом сюрпризы для лэла Дарио Ноччи не закончатся. Старик припас для него кое что весьма любопытное и до ужаса обидное. Вспомнив об этом, лэл Альберто Кантарине рассмеялся, и смех его напоминал воронье карканье.

На засыпающий город с неба посыпался серый пепел. Отчетливо запахло гарью. Запах принесло ветром откуда-то с юга города. Опять начался пожар не первый и не последний в этом сыром насквозь городе. Старик поежился. Похоже озноб возвращался, да и в голове проклюнулась боль. Но время еще было. Когда-то еще при первом доже во время очередной осады пиратами летающих островов, где прятались все жители, на земле остались забытыми несколько человек. Как так получилось история не сохранила воспоминаний, но несколько семей оказались в руках пиратов, в то время как все остальные отсиживались на высоте в безопасности и тепле. Из двадцати с лишним человек, среди которых были и женщины и дети, и даже молодица, носящая под сердцем дитя, выжил только один старик, умерший спустя несколько месяцев в одном из городских приютов для безумных. Старику было всего лишь сорок два года, но выглядел он на все сто. Пираты по одному перерезали всех, кто попал к ним в руки. Женщин насиловали до тех пор, пока они сами не просили о смерти. Беременной вырезали ребенка из живота. И все это на глазах у её мужа, прикованного якорными цепями к стене дома. От горя он обезумел и постарел на половину своей жизни. Пираты оставили его жить, но жизнь ли это была после всего того, что он пережил. Когда его нашли спустившиеся с летающих островов стражники, старик смотрел на них глазами, напоенными болью до краев, и все время бормотал себе под нос беззубым ртом: «… будьте прокляты… гореть вам вечно… будьте прокляты… гореть вам вечно…». Тогда никто не воспринял его слова всерьез. Никто и не запомнил их, кроме тех стражников, что его нашли, да директора приюта безумных, куда его отправили. Но после смерти старика, в городе стали вспыхивать пожары один за другим. Сперва этому не придали значения, но город захлебывался пожарами, пожарные части не справлялись. В спешном порядке советом города большая часть отрядов городской стражи была переквалифицирована в пожарные. Выделены дополнительные деньги на тушение пожаров. Только эти меры помогли переломить ситуацию, но с тех пор пожары стали бичом Венеции. Даже снос всех деревянных зданий и замена их на каменные постройки не смогло изменить ситуацию. Город продолжал гореть, словно леса в засуху.