Княжий суд - Юрий Корчевский Страница 38

Мне кажется, я немного смутился и покраснел. Мое невольное волнение не осталось незамеченным. Боярыня сделала всего-то один шажок навстречу, а сердцу вдруг отчего-то стало тесно в груди.

— А как же, боярыня, пригласишь — непременно буду, меда хмельного отопью, — ответил я с легким поклоном.

Поговорили, побалагурили.

— Боярыня, давай в сторонку отойдем, дело у меня к тебе важное.

— Я тут по соседству — временно — в избе расположилась, пока дом ладят. Может, туда и пройдем, коли дело тайное?

— Пойдем, — согласился я.

Зайдя в избу, Василиса отправила прислугу на улицу.

— Идите, отдохните покамест. Мне с князем дела решать надобно.

Сама уселась на лавку, рукой подбородок подперла:

— Слушаю, князь.

— Что ты все заладила — «князь» да «князь»! Али забыла, что меня Георгием звать?

— Не забыла, князь! Ой, прости — Георгий.

— Ты вот что, соседушка… Погоди со стройкой-то.

— Это что же так? — изумилась она. — К зиме хочу в новые хоромы перейти, тесно мне здесь ютиться. — Василиса обвела глазами избу.

— Не хочу панику поднимать раньше времени, Василиса. Однако же подозрения есть, что татары снова напасть могут.

— Ты же лихо их побил, Георгий! — беспечно махнула рукой боярыня. — И еще побьешь. — Ее глаза были полны восхищения.

— Те татары, что были, так — банда мелкая. А ноне, поговаривают, силы большие собираются. Если их пограничники не удержат, и они на Москву пойдут — как раз их путь через Коломну будет, стало быть, и через наши поместья.

— Ох, беда-то какая!

Василиса по-бабьи прикрыла рот ладошкой.

— Что же мне теперь делать? — вопрошающе смотрела она на меня.

— Отсеялась?

— А то как же!

— Собирайся сама, холопов — на подводы, и уходи. Есть где пересидеть лихое время?

— Сестра под Ярославлем замужем за боярином Замайским. К ней подамся. Думаю, не выгонит сродственницу.

— Вот и славно. Только — молчок, никому из холопов ни слова, чтобы паника не поднялась.

— А сестре?

Я передернул плечами.

— У тебя ведь пожар был?

Боярыня кивнула очевидному для нее, силясь понять, куда я клоню.

— Вот и скажи сестре — деревня вся сгорела, жить негде. Пока, мол, плотники избы ставят, пусть приютит на время.

— А что, так и скажу. Ох, князь, как же благодарна я тебе — упредил о беде. Надежный ты, мне бы мужа такого!

— Женатый я, Василиса, — ответил я тихо, глядя ей прямо в глаза.

Бедняжка! Смутившись, она растерянно посмотрела по сторонам, глаза наполнились влагой, на лице вспыхнул румянец, губы задрожали. Боярыня качнулась и, не подхвати я ее за талию, упала бы без чувств.

Руки ее внезапно обвили мою шею. От соприкосновения с пышной грудью и выступающим животиком по телу моему пошла волна тепла, нестерпимо заныло внизу.

— Ну что ты, что ты, Василисушка…

— Прости… прости… прости… — шептала она, пряча голову за моим плечом.

Не без труда — боярыня была тяжела — я подхватил ее на руки, чтобы отнести на постель. «Пусть полежит, успокоится, непросто ей без мужского плеча», — с сочувствием думал я, склонившись над лицом Василисы. Я отвел в сторону спадавший на лицо локон. Глаза ее были закрыты, но веки вздрагивали, ноздри расширились, выдавая разгоравшуюся страсть.

— Все будет хорошо, голубушка, — успокаивал я боярыню, поправляя плащ и намереваясь откланяться.

Василиса приоткрыла глаза и посмотрела на меня. О боже! В ее ожидающем взгляде было столько грусти, покорности и в то же время безнадежности своего положения, что у меня перехватило дыхание: она поняла, что я сейчас уйду.

Превозмогая себя, боярыня молча, в отчаянии, протянула руки, пытаясь что-то прошептать. Не находя во мне признаков ответа, она уронила руки, по щекам полились слезы. Василиса закрыла лицо руками, безуспешно пытаясь справиться с прорывающимся рыданием.

Видеть это было выше моих сил!

Я подошел к окну, задернул занавеску, проверил затвор на двери и, на ходу сбрасывая плащ, подошел к Василисе.

…«Да кто же выдумал столько застежек», — сердился я. Три, две, последняя… Я притронулся к упругим, покачивающимся грудям Василисы, из груди ее вырвался стон. Дальше все происходило как в угаре. Жаркая и ненасытная в любви оказалась боярыня, истосковавшаяся по мужской ласке.

И то сказать, управлять поместьем — мужская доля, здесь твердая рука и воля потребны. Хоть и удавалось боярыне с хозяйством управляться, да все равно ласки хотелось, опоры твердой.

…Мы посидели, приводя в порядок дыхание.

— Прощай князь, не знаю — свидимся ли боле. Коли татары нападут, как оно повернется? Знамо дело — государь на службу в ополчение тебя призовет, а и сам в имении не усидишь. Ты за чужими спинами отсиживаться не станешь. А удача в бою — девка переменчивая, тебе ли не знать этого.

Василиса впилась в губы мои и жарко поцеловала.

— Все, иди. Долгие проводы — лишние слезы. Подхватив плащ, я вышел во двор. Завидев меня, ожидавшие в тени дерева русины подвели коня, и мы шагом выехали на дорогу.

Я ехал в свое имение, погруженный в тяжкие думы. Как прознать — придут татары в этом году или нет? А ну как увезу немногих оставшихся людей в Вологду, а никакого нападения и не будет? Ведь за землей ухаживать надо — без урожая могу остаться. Не тороплю ли я события? А если нападут, да как обычно — внезапно? Людей потеряю. Тоже не выход. Велика ответственность, и груз ее ощутимо давит.

В тревожном ожидании пролетел июнь.

Я каждый день контролировал занятия ратников. Уж Федор, вернувшийся из Вологды, да Макар возроптали:

— Князь, полегче бы — загонял ведь совсем! Макар съездил в Коломну, купил запас пороха и свинца и теперь выстрелы за околицей грохотали часто.

И все-таки, несмотря на подспудную надежду, что лихо минует нас, он наступил, этот проклятый и несчастливый для Руси день. С вышки часовой закричал:

— На полдень вижу пыль! Много пыли!

Я поднял тревогу. Холопов, коих осталось не так уж и много, усадил на телеги и дал денег на прокорм новому управляющему Василию. Обоз уже готов был тронуться в неблизкий путь на Вологодчину, да тут второй из близнецов, Михаил, стал упрашивать меня оставить его с ратниками.

— Михаил! Мы не вино пить идем, сила страшная на пас движется. Там нужны ратники, пищальники — те, кто оружием владеют.

— Оно понятно, только в каждом воинстве обоз есть. Мое место там. Хоть я и расстрижен, однако ратных людей словом Божьим поддержу, над убиенным молитву счесть могу, да и вещи ценные стеречь кому-то надо будет. Вот и сгожусь вам здесь.