Цвет крови - серый - Владимир Брайт Страница 38

Он был прекрасным дуэлянтом и, несмотря на показную вальяжность, обладал феноменальной реакцией. Однако против осколка «темного айсберга» все эти качества были бессильны.

Даже не обернувшись к источнику звука, как будто речь шла о докучливой мухе, жужжащей над ухом, паж только слегка повел рукой — и с конца ледяного костыля сорвалась капля.

Словно пчела, устремившаяся к цветку, она в считаные мгновения преодолела расстояние до жертвы и расплылась влажным пятном на крахмально-белой поверхности кружевного платка.

— Какая гадость! — Красивое лицо скривилось в брезгливой гримасе, а рука отбросила прочь оскверненный платок.

Презент пылкой возлюбленной пролетел несколько метров и упал под ноги пажа, который, не останавливаясь и не обращая внимания на это оскорбление, прошествовал дальше. При этом с набухшей от крови штанины сорвалась еще одна капля, но на этот раз — темно-бордовая, которая тоже упала на смятый платок.

Кровь расплылась на увлажненном материале бутоном нежно-розового цветка и...

Терьсен умер.

Но прежде его безупречно красивое белое лицо потемнело, пойдя мелкими трещинами, как будто состояло из высохшей глины, а затем, развалившись на части, осыпалось мелкой пылью к ногам. Некогда блестящий светский лев, покоритель сердец и любимец света, лишился головы из-за одного неосторожно сказанного слова.

В дальнейшем его кончина обрела некий мистический ореол, и при дворе сложилось мнение, что он погиб «под колесами любви», безжалостно раздавленный силой, для которой не существует преград и препятствий. Но все это будет потом, а прямо сейчас взоры присутствующих были прикованы к пажу, теряющему остатки сил вместе с вытекающей кровью, которая оставляла уродливый темный шлейф на кристально чистом полу.

Он пришел сюда, чтобы бросить вызов богам. Но не для того, чтобы победить их. Даже если бы не было этой ужасной раны, а темная мощь ледяного кристалла, сросшегося с рукой, была несоизмеримо больше, у него все равно не было ни единого шанса. И с самого начала он знал об этом. Но не мог жить без любви и не мог умереть в роли жалкого воздыхателя, не способного ни на что другое, кроме как бесславно уйти из жизни по собственной воле.

Поэтому влюбленный выбрал этот путь — войдя в историю Хаоса, как первый и единственный, кто смог прикоснуться к «темному айсбергу», унеся с собой частицу неведомой силы. Как ему удалось совершить этот подвиг, осталось загадкой. Из тех, кто впоследствии пробовал сделать нечто подобное, не выжил никто.

Наверное, этот мальчик являлся избранником Вечности, которая и помогла ему совершить невозможное, потому что такая любовь может быть только один раз.

Он подошел к подножию трона и обратился к Алту.

— Я вызываю тебя, — негромко сказал смертный, обращаясь к всемогущему лорду Хаоса.

И, быть может, впервые в истории мира бог не нашелся, что ответить.

Из этой изначально патовой ситуации не было выхода. Алт не мог отказаться, так как была затронута честь их семьи. Но он не мог и принять вызов, потому что считал ниже собственного достоинства убивать слабого противника, который к тому же страстно желал быть поверженным. В конце-то концов, бог — не марионетка, исполняющая прихоти смертных, а вершитель их судеб. Если бы дерзкие слова этого юноши не были подкреплены наличием осколка «темного айсберга», могущественный правитель Хаоса просто высмеял бы его и, оттрепав за уши, выгнал вон как плохого шута, но паж совершил невозможное — а значит, заслуживал уважения.

— Я вызываю тебя, — повторил истекающий кровью юнец и поднял хрустальный костыль, направив его в сторону повелителя.

Это была неслыханная дерзость, которую даже при всем желании нельзя было простить, и Алту не оставалось ничего иного, как проиграть первый и единственный раз в жизни, но Фаса спасла своего мужа. Королева поднялась с трона и, спустившись вниз по ступеням, вплотную подошла к тому, кто любил ее настолько сильно, что не хотел больше жить.

Их лица находились так близко друг от друга, что весь остальной мир со всей его мелкой, бессмысленной суетой скрылся, исчезнув на заднем плане и не оставив после себя ничего такого, о чем стоило бы вспоминать.

Некогда полное сил и желаний тело уже отказало. И от невосполнимой потери крови, и от убийственного холода осколка «темного айсберга». Паж все еще двигался и находился в сознании только благодаря неимоверной концентрации душевных сил.

Звезда, перед тем как взорваться, начинает светить настолько сильно и яростно, что пробивает своими лучами даже пелену абсолютного мрака, который лежит за границей сущего, где уже нет и не может быть ничего живого.

Этот пылающий мальчик, бросивший вызов не столько мужу богини, сколько равнодушно-бесцветному миру, был подобен звезде, что неизбежно взорвется, но напоследок блеснет такой яркой вспышкой, которая станет началом или концом целой вселенной.

Для Фасы не составляло труда передать свою мысль прямо в его сознание, но паж мог подумать, что обманулся или был обманут, поэтому беззвучно, одними губами она прошептала:

— Ты будешь вечно со мной. Я обещаю.

— Я буду вечно с тобой?! — В ответе на этот безмолвный вопрос заключался весь смысл его жизни.

— Да! — произнесла она вслух, после чего, закрыв своей ладонью эти удивительные глаза, чтобы самой не ослепнуть от предстоящего взрыва, второй рукой слегка притянула к себе ослабевшее тело, одарив прощальным поцелуем бесчувственно холодные губы того, кто оказался достойным любви богини.

Никто не способен выжить, соприкоснувшись с холодными объятиями «темного айсберга». Паж должен был умереть, но Фаса спасла его, сделав файтом. Она перенесла его разум из умирающего тела в новую оболочку, а само тело заключила в саркофаг, покоящийся в глубинах подпространства — там, где, кроме нее, никто и никогда не смог бы его отыскать.

Повелительница Хаоса искренне верила, что сдержит обещание, данное мальчику-солнцу, и он вечно будет с ней в образе преданного и бесконечно любящего свою госпожу слуги. Но файта убили, божественное обещание оказалось обманом, а сердце того, кого выбрала сама Вечность, взорвалось не от любви, а от чьей-то никчемной глупой ненависти.

Боги напрямую не вмешиваются в дела смертных, считая это ниже собственного достоинства, но в данном случае речь шла не о достоинстве, а о мести.

Пять гольстерров, задрав безглазые морды, расселись полукругом перед троном госпожи. Пять безжалостных мясников ожидали, когда их спустит с цепи могущественная хозяйка. Отдаст короткий приказ — и жалкие красные ручейки, которые смертные называли кошмаром войны, покажутся детской забавой по сравнению с этим бушующим водопадом, вакханалией смерти в своем первозданном виде.

— Идите туда, найдите виновного в смерти файта и убейте всех, кого сможете. Расовая принадлежность не имеет значения. Этот день навсегда должен запечатлиться в памяти всех без исключения смертных как день гнева богов. Нельзя трогать только этого человека. — Она приложила ко лбу вожака перстень, в котором хранились осколки душ всех присягнувших ей слуг. — Все остальное зависит только от ваших способностей.