Птицелов - Юлия Остапенко Страница 38

Так что сваливать надо было, как ни крути, и поживее.

— Марвин! Да погоди же ты! Проклятье, не угонишься за тобой…

Марвин приостановился, нетерпеливо обернулся через плечо. К нему проталкивался Петер — толпа их разъединила.

— Куда ты так рванул? Побродить же собирались…

— Я и брожу, — коротко ответил Марвин.

— Да ты прёшься прямо на толпу, как бык, что с тобой? Могли бы и вовсе не ходить, раз ты так… А в замке…

— Нет уж, — скривился Марвин. — Меня от этого замка тошнит уже.

— Ну так идем к «Мошеннику»!

— И от «Мошенника» твоего тошнит.

— А если… куда лезешь, образина?!

Петер цепко ухватил за ворот парня, посмевшего отдавить ему ногу, и принялся выяснять отношения. Марвин отвернулся, бесцельно шаря взглядом по пёстрой толпе. Главная площадь Таймены бурлила и кипела, словно перчёная похлёбка в котелке, плюясь кипяточными брызгами буйного веселья. Сотни людей, мужчины и женщины, старики и молодёжь, кто в рысьих мехах, кто в расшитых рубахах, толклись среди десятков расписных палаток, лавчонок, балаганов, торгуя, воруя, хохоча. Визг сопилок и лютней смешивался с барабанной дробью и собачьим лаем, детским смехом, пьяным криком. По правую руку от Марвина кривлялись на помосте скоморохи, по левую — какой-то бедолага в третий раз пытался взобраться по намасленному столбу к новеньким сапогам, а толпа свистела и улюлюкала, вопя от восторга всякий раз, когда он с шумом срывался вниз. День был пасмурный и холодный, но без снега — перед ярмаркой площадь вычистили, и только кое-где серели грязные затоптанные островки. Никто из дворян в это время в город не совался — под шумок и обворовать, и прирезать могут, да и людно слишком. В королевском замке, впрочем, под утро бесчинствовали не меньше, но зато, можно сказать, среди своих, в уютной компании, от которой у Марвина уже скулы сводило. А здесь было хорошо, здесь было дико, и яростное веселье толпы отдалённо напоминало кучу-малу ратной битвы, и даже пахло тут похоже.

Так что утром он сказал Петеру: я в город, а ты — как знаешь. Петер, разумеется, увязался за ним. Они вообще все эти дни почти не разлучались, хоть и не по инициативе Марвина.

— Уф, ну и народец, — стряхнув наконец с себя простолюдина и нагнав Марвина, передёрнул плечами Петер. — Ну давай хоть решим, что будем делать. Эля, может, выпьем? Разливного? Тут, бывает, на ярмарки такого привозят… из южной доли. Эй, человек!

Он уже махал торговцу с белом переднике с розоватыми потёками, благо они как раз проходили мимо телеги, груженной огромной бочкой. В стенке бочки была проделана дыра, закупоренная толстой пробкой, и когда торговец выдернул её, густой эль полился в кружку сильными крепкими толчками. Марвин подумал, что так же льётся кровь, если руку перерубить.

— Славно! — отхлебнув, крикнул Петер, перекрывая гул толпы. — Попробуй-ка! Ты такого эля ещё не пил. Хозяин, откуда?

— Из Лорроса, благородный мессер.

— Ну, говорю же, в южной доле лучший эль!

Марвин пил, скользя взглядом по мешанине из лиц и красок. Кровь гулко стучала у него в висках, горели воспалённые веки. В последнее время он очень плохо спал, его мучили дурные сны. Точнее, один и тот же дурной сон.

Петер положил руку ему на плечо. Его лохматая голова оказалась прямо напротив лица Марвина — совсем близко.

— Слушай, ты ведь поговорить хотел, да? Ты поэтому предложил из замка уйти? Там ей могут донести?

Марвин смотрел на него несколько мгновений, ничего не понимая, потом растерянно покачал головой:

— Чего? Ей? Кому — ей?

— Я предупреждал тебя, — тихонько сказал Петер, отворачиваясь и поднося кружку к губам, но по-прежнему не убирая руки с его плеча. — С ней легко не бывает. Конечно, её внимание тебе льстит, но только плата…

— Да что ты несёшь, Ледоруб тебя раздери?

— Марвин, перестань. Все знают, что ты спишь с королевой. Ты что, не замечаешь, как на тебя смотреть стали?

Конечно, он ничего не замечал. Делать ему больше нечего — следить, кто там и как на него глаз скосил. Впрочем, они с первого же дня так на него таращились, будто он ярмарочный урод какой-то.

— Ну сплю, — сказал он. — И что?

— Да то, что нельзя же быть таким… таким…

— Каким? — хмуро спросил Марвин.

— Таким… недальновидным! — выпалил Петер. «Интересно, — подумал Марвин, — а что он на самом деле хотел сказать — таким дураком?» — Кто она и кто ты! У вас всё равно никакого будущего вместе — никакого, понимаешь?

— Петер, я ещё раз спрашиваю, что ты несёшь? — начиная терять терпение, перебил Марвин.

— Да брось уже, тут никто не услышит. Но я как друг тебя прошу: спи с ней, Единого ради, но влюбляться-то в неё зачем?

Марвин какое-то время смотрел на него, а потом расхохотался. От смеха его сморило настолько, что он едва не выронил кружку и вынужден был прислониться спиной к бочке с элем, у которой они стояли. Петер смотрел на него непонимающе.

— Что я смешного сказал?

— Ох, Петер, а ты ещё меня дураком называешь, — с трудом успокоившись, выдавил Марвин.

— Я тебя дураком не называл, — насупился тот.

— Называл, раз решил, что я втрескался в эту бабёнку. Она, конечно, прыткая, но когда это считалось романтичным?

— Так ты… в неё не влюблён?

— Да ты с ума сошёл, если впрямь так решил.

— Тогда… — Петер запнулся. — Тогда почему ты ходишь… такой?

Весёлость Марвина как рукой сняло. Видно, его взгляд разом потяжелел, потому что Петер быстро отвернулся. Марвин вспомнил, как там, на стоянке у Плешивого поля, он одёргивал парня, лезшего Марвину в душу. И сейчас себе не изменил — почти. По крайней мере, давно уже видел, что с Марвином что-то не так, но только теперь спросил. И то — потому лишь, что решил, будто знает причину… и поможет её устранить.

И ещё он так странно сказал — «как друг тебя прошу». У Марвина никогда не было друзей. Впрочем, если таковыми считать всех, с кем он воевал и пьянствовал — тогда были. Сотни. Потребности в ином он как-то не ощущал.

— Ольвен тут ни при чём, — проговорил он наконец. — Хотя ты прав, с ней тоже пора что-то решать. Надоела она мне.

Петер поперхнулся элем.

— Надоела?! Ты таки точно не в своём уме! И что, ты думаешь бросить её, как портовую шлюху?!

— Ну, что ты так… некуртуазно, — укоризненно сказал Марвин. — Почему сразу как шлюху? Как знатную месстрес. С печальными речами и клятвами в любви до гроба.

— Марвин, брось дурачиться. Лучше дождись, пока она сама к тебе охладеет. Но не до конца, потому что тогда сам Ледоруб не знает, что она может выкинуть. Некоторых своих любовников она потом казнила. Так что подожди, пока страсти чуть поутихнут, и дёру давай…