Наша светлость - Карина Демина Страница 38

Тиссу обняли. Поцеловали в макушку. Обули. Обернув соболями — шаль волочилась по земле, как мантия — потащили прочь.

И что это значит?

Она опомнилась, лишь оказавшись в уже знакомой комнате.

— Вы оба ждете меня здесь, — Их неугомонное Сиятельство переодевались быстро, и не думая о том, что леди не должна видеть… хотя успокаивает, что синяки почти сошли. А шрамы вот остались и тот, который за ухом, наверняка, тоже.

— Запоминай, — Урфин протянул руку, и Тиссе пришлось завязывать манжеты старой рубашки. Он опять собрался в город? Мало было? — Если дядя потом спросит, то я неотлучно был при тебе. Ясно?

Нет.

— Да.

Со вторым рукавом Тисса справилась быстрее.

Пуговицы на жилете сам застегнул.

— Я вернусь через час или два… скоро в общем. Гавин, присмотри. И развлеки. Еда есть. Вода тоже. Все, радость моя, скоро буду. Поцелуй на удачу.

И этот невозможный человек наклонился, а Тисса, ошалев от происходящего, не нашла ничего лучше, кроме как поцеловать его в щеку.

— И как это следует понимать? — спросила она, когда в двери с оглушительным скрежетом повернулся ключ. Гавин вздохнул:

— Их Светлость запретили лорду выходить из Замка. Но наверное, что-то случилось…

…из-за Тиссы.

Тот корабль что-то значил. И теперь ей придется врать не только тану, но и старому лорду.

Обучение плохому проходило крайне интенсивно.

— А запирать зачем?

Тисса подошла к двери и подергала за ручку, убеждаясь, что ей не почудилось: дверь определенно заперта.

— Если, — Гавин сглотнул и отступил. — Если кто-то вдруг будет вас искать, то он подумает… решит… что вы и мой лорд…

И Тисса поняла. Она не завизжала сугубо потому, что от возмущения пропал голос. За что с ней так? В чем она провинилась?

— Вы… вы не сердитесь, пожалуйста, — взмолился Гавин.

Тисса не сердится. Она в ярости. Любому терпению есть предел. Но это… это же запредельно просто! Запереть ее здесь, чтобы все подумали… дверь она все-таки пнула.

Не очень удачная идея — пинать дверь, когда на ногах домашние туфельки.

Больно!

И слезы потому, что больно. Надо было этого человека в ванной утопить! А она еще переживала, что врать приходится. Больше переживать не станет.

Плакать тоже. Сейчас успокоится, допрыгает до кресла — Гавин мог бы и помочь — проверит, целы ли пальцы и решит, как отомстить. Планы, приходившие в голову, отличались кровожадностью и малой вероятностью осуществления.

— Вы ведь не выдадите его? — Гавин наблюдал за Тиссой настороженно, точно ожидая от нее подвоха.

— Выдам. Обязательно.

Потому что подло так поступать!

И нога болит.

— Не надо! Он хороший! Он очень хороший… он очень умный и добрый и…

И следующие полчаса Тисса слушала, с каким замечательным человеком она связала свою жизнь. Их Сиятельство обладали неиссякаемым списком достоинств — и как в одного человека вместились-то? — о которых Гавин рассказывал с искренним восторгом. У него и глаза-то сияли… впору поверить, что Их Сиятельство тщательно скрывают от Тиссы другое свое обличье — благороднейшего человека.

— Гавин, — Тисса поняла, что слушать больше не способна. — Если ты не замолчишь, я заору. Громко. И кто-нибудь придет на помощь.

…выбьет дверь…

…Их Светлости донесут, что тан ослушался приказа…

…а Тисса соучаствовала и, более того, сама стала причиной побега. Она же корабль увидела…

— Ты же не выдашь, — Гавин сел на пол и скрестил ноги.

Где это Тисса подобную позу видела?

О нет, двух танов она не выдержит.

— Не выдам.

В конце концов, вдруг случится чудо и об этом приключении никто, кроме Гавина не узнает?

— Тебе не надо бояться. Мой лорд не позволит тебя обидеть.

Чудесно. Вот только верится слабо. Да и никто не обижает Тиссу. Просто получается все как-то нелепо.

— А он скоро вернется? — на часах была половина пятого.

— Если повезет, то скоро.

Хотя бы лгать не стал.

Стало тихо. Слышно было, как трещат дрова в камине, и щелкают шестеренки в часах. В трубах урчала вода, а откуда-то издалека доносились звуки клавесина. Этот инструмент Тисса никогда не осилит. У нее пальцы толстые и неповоротливые.

— И что мы будем делать?

Гавин пожал плечами и почесал переносицу.

— А что ты хочешь?

Чтобы дверь открылась, а Их Сиятельство вернулись, осознав, что поступили нехорошо.

Или еще какое-нибудь чудо.

— Не знаю… — взгляд скользнул по книжным полкам.

Вряд ли там отыщутся баллады о любви… или хотя бы стихи. Тан не походил на человека, который стихами увлекается. Да и вообще обрадуется ли он, узнав, что Тисса в его библиотеку руки запустила?

С другой стороны, сам виноват.

И если совсем-совсем трогать нельзя, то Гавин скажет.

— Тут всякие есть, — Гавин поднялся и, подобрав шаль, о которой Тисса напрочь забыла, сложил ее. — Есть про то, как корабли строить. И еще про дома… про всякие земли. Что там растет и что живет. Есть с рыцарями… и вот про животных. С картинками.

Тисса согласилась на животных, но фолиант пришлось вытаскивать вдвоем. Обтянутая черной кожей с россыпью заклепок, книга выглядела ужасно зловещей.

И на столе не поместилась.

С другой стороны, ковер теплый и мягкий, а платью хуже все равно не будет. Гавин на правах хозяина открыл книгу.

— Здесь про всех-всех зверей есть… вот, смотри. Это — саблезубый тигр… они в Самалле водятся. Мой лорд там был и охотился даже. У него и шрам есть.

Шрамов на его лорде было даже чересчур. И Тисса очень боялась, что после сегодняшней прогулки добавятся новые. А рисунки были красивыми. Подробными. И очень настоящими.

Махайродонт выглядел почти живым.

У дедушки была его шкура и ожерелье из длинных изогнутых клыков. Он тоже бывал в Самалле, но почему-то не слишком любил рассказывать об этом.

— Медведь… они разные есть. И на Севере живут самые большие из всех. Ну, не там, где мой дом, а еще дальше. Там где всегда лед.

Огромный зверь с непропорционально маленькой головой стоял на задних лапах. Было что-то человеческое в его позе и взгляде.

— А это моа — слоновья птица… они траву едят. Но огромные-огромные…

— Ты уже читал?

Тисса лишь картинки разглядывала.