Дорога ветров - Тэд Уильямс Страница 38

— Он сказал мне, — Саймон притворно зевнул. — Поговорим об этом завтра, ладно? Я действительно хочу спать.

— Ты имел день большой трудности. Дорога снов была предательской, как Джулой и предупреждала.

На мгновение любопытство пересилило его желание как можно скорее вернуться к своим планам.

— Что это было, Бинабик? Эта штука на Дороге снов, похожая на бурю с искрами, ты ее тоже видел?

— Джулой не имеет знания, и я тоже. Какая-то помеха, она сказала. Буря — это подходящее слово. Я предполагаю, это было что-то вроде плохой погоды на Дороге снов. Но о ее причинности мы можем только иметь догадки. И даже догадывание не подходит для ночного времени и темноты. — Он встал. — Спокойной ночи, друг Саймон.

— Спокойной ночи, Бинабик. — Он услышал, как тролль свистит Кантаке, потом долго лежал тихо, сосчитав двести сердцебиений, прежде чем выскользнул из-под теплых плащей и стал искать зеркало Джирики.

Он нашел его в седельных сумках, которые Бинабик успел снять с его лошади. Белая стрела тоже была там, и еще тяжелый мешок, на мгновение озадачивший его. Саймон вытащил мешок, потом некоторое время возился с узлом шнурка. Внезапно он вспомнил, что это Адиту дала ему при прощании, сказав, что в мешке лежит что-то, посланное Амерасу для Джошуа. Любопытно, подумал Саймон, что будет, если взять и открыть этот мешок где-нибудь в более уединенном месте. Но время поджимало. Саймон чувствовал, что Бинабик может вернуться раньше, чем предполагал. Лучше будет, если его накажут за отсутствие, чем если его остановят, прежде чем он сможет испробовать свою идею. Он неохотно запихнул мешок обратно в седельную сумку. Позже, обещал он себе. Потом он отдаст его принцу, как и должен был.

Остановившись, чтобы достать маленький мешочек, в котором лежали кремни, он вышел из палатки в холодную ночь. Скудный лунный свет пробивался сквозь пелену облаков, и его было достаточно, чтобы найти путь через вершину горы. Несколько смутных фигур двигались по палаточному городу, но никто не окликнул его, и вскоре Саймон вышел из Нового Гадринсетта и подошел к руинам Сесуадры.

Обсерватория была пуста. Саймон прокрался сквозь темное помещение и вскоре нашел остатки костра, который разводила Джулой. Пепел был еще теплым. Он добавил несколько сухих веток, лежавших рядом с углями, и высыпал на них пригоршню опилок из своего мешочка. Он ударил кремнем по тупому концу кресала и высек искру. Она угасла, прежде чем он успел раздуть ее, так что ему пришлось с тихими ругательствами повторить эту процедуру. Наконец ему удалось разжечь маленький костер.

Резной край зеркала Джирики потеплел под его пальцами, но сама поверхность была холодной, как кусок льда, когда он поднес ее к щеке. Он дохнул на нее, как дышал на добытую с таким трудом искру, и поднес к лицу. Его шрам побледнел немного — теперь это была просто красно-белая линия от уголка глаза до челюсти. Он подумал, что это придает ему мужественный вид — внешность человека, который сражался за правое и благородное дело. Снежно-белая прядь в его волосах тоже, казалось, придавала его облику оттенок зрелости. Борода, которую он постоянно теребил, пока рассматривал себя, делала его похожим уж если не на рыцаря, то по крайней мере, скорее на молодого человека, чем на неоперившегося юнца. Интересно, что подумала бы Мириамель, если бы увидела его сейчас?

Может быть, я скоро узнаю.

Он слегка наклонил зеркало, так что в свете огня виднелась только половина его лица, а по второй половине зеркала мелькали красноватые тени. Он подумал о том, что Джулой говорила про Обсерваторию — о том, что некогда отсюда ситхи переговаривались друг с другом через огромные расстояния. Он постарался закутаться, словно в плащ, в ее древность и тишину. Однажды он уже увидел в зеркале Мириамель, ничего не сделав для этого — и почему бы этому не повториться сейчас, в этом сильном месте?

Пока он смотрел на свое половинное изображение, огонь костра, казалось, изменился. Беспорядочное мерцание превратилось в мягкое колебание, потом в равномерную пульсацию алого света. Лицо в зеркале растворилось в дымно-сером, и когда он почувствовал, что падает в него, в мозгу Саймона еще успела промелькнуть торжествующая мысль:

А никто не хотел учить меня магии!

Рамка зеркала исчезла, и серый туман окружил его. Наученный опытом предыдущего путешествия, он не испугался — это была старая и знакомая территория. Но как только он сказал это себе, другая мысль внезапно охватила его — раньше у него всегда был наставник и с ним были другие путешественники. В этот раз не будет Лилит, которая могла бы разделить его заботы, и не будет Джулой или Бинабика, которые могли бы помочь ему, если он зайдет слишком далеко. Легкий холодок страха пробежал по его спине, но Саймон отогнал его. Он ведь уже использовал зеркало, чтобы позвать Джирики, разве нет? Тогда тоже никто не мог помочь ему. Тем не менее какая-то часть его понимала, что несколько проще позвать на помощь, чем самому исследовать Дорогу снов.

Но Джулой предупредила, что время подходит к концу, что скоро Дорога снов станет непроходимой. Может быть, это последняя возможность дотянуться до Мириамели, последний шане спасти ее и привести назад. Если Бинабик и остальные узнают, это уж наверняка будет последним шансом. Он должен идти вперед. Кроме того, Мириамель будет потрясена, обрадована и удивлена…

Серая пустота на этот раз казалась плотнее. Если он плыл — то плыл в ледяной и мутной воде. Как можно найти здесь дорогу без вех и опознавательных знаков? Саймон попробовал представить себе Мириамель — такую, какую он видел на закате, когда шел по Дороге снов. На этот раз, однако, картинки не получалось. Ведь глаза Мириамели выглядели совсем иначе? Ее волосы, даже когда она красила их, чтобы изменить внешность, никогда не имели такого коричневатого оттенка. Он сражался с непокорным видением, но лицо потерянной принцессы никак не получалось. Он уже не мог вспомнить, как она должна была выглядеть. Саймон чувствовал себя так, как будто он пытается сделать цветное стеклянное окно из окрашенной воды — все плывет и смешивается, не подчиняясь его стараниям.

По мере того, как он продвигался все дальше, мутная серость начала меняться. Разница не сразу стала заметной, но если бы Саймон был в своем теле — а ему внезапно захотелось вернуться туда — волосы у него на'голове встали бы дыбом и мурашки побежали бы по спине. Что-то находилось в этом пространстве вместе с ним. Что-то гораздо большее, чем он Он почувствовал идущую извне волну его силы, но в отличие от сонной бури, затягивавшей его раньше, эта Сила обладала разумом. От нее веяло умом и зловещим спокойствием. Он чувствовал ее безжалостное любопытство, как пловец в открытом море может чувствовать, как в черных безднах под ним проплывает огромная холодная тварь.

Одиночество Саймона внезапно показалось ему чем-то вроде ужасающей наготы. Он безнадежно пытался связаться с чем-нибудь, что может вытащить его из этого ошеломляюще пустого пространства. Он чувствовал, как уменьшается от страха, угасает, словно пламя свечи. Он не знал, как уйти отсюда. Как ему покинуть это место? Он пытался вырваться из этого сна и проснуться, но как и в детских кошмарах, это наваждение нельзя было разорвать. Он вошел в этот сон, не засыпая, так как же он теперь может проснуться?