Слава Перуну! - Лев Прозоров Страница 38

Рогволод поднимает над головою палицу. Древнюю, с навершием из вытертого красного камня, с синеватыми прожилками.

– Рогуалод! Рогуалод!! Пярун рагаты! – ревут кривичи.

– Перрррркууун! Рагивалд рикс! Рагивалд! – поддерживают конники на крыльях полотеского войска.

Вразнобой грохочут древки о деревянные щиты.

Шум поднялся страшный – крики испуганных птиц без следа пропадают в рёве человеческой стаи.

Вождь русинов поднимает свою булаву. В то же самое время один из всадников, спешившийся и вышедший чуть вперёд ряда щитов, когда главный выехал на зов Рогволода – отсюда не видно, что между бармицей и краем шлема глядит только один глаз, – вынимает из ножен меч, держа его странным хватом – острием к снегу. Отводит его чуть вперёд. Щитоносцы переднего ряда выпрастывают из-под красных щитов секиры и так же ухваченные мечи. Копья стоявших за ними тоже шевелятся.

Спешившийся русин ударяет голоменью меча по красной щеке щита. И в то же самое мгновение весь русский строй ударяет о щиты своим оружием плашмя. Разом.

Жуткий громовой лязг, как нож мешковину, пропарывает рёв полотеского полчища.

И снова спешившийся бьет о щит – и тысячеголосым железным эхом отзывается строй.

А на третий раз всё русское войско одним голосом выдыхает в холод первого дня зимы:

– Рррррусь!

И снова, ладьей взлетая на гребень волны железного лязга:

– Рррусь!!

Два всадника несутся один на другого. Рука кривича описывает широкую дугу – и палица вырывается из его руки, уходя к трём позолоченным остриям на шлеме русина [24]. Кривич не успевает заметить на мгновение мелькнувшего на лице русина легкого удивления – красный щит дёргается вверх, откидывая палицу прочь, – и Рогволод тут же едва успевает нырнуть за свой, в который врезается булава русина. Хорошо так врезается – слышно, как хрустнуло дерево.

Булава ударила почти в упор – всадники, разминувшись, поворачивают коней.

Снова сходятся, несутся, выставив копья. В последний миг перед столкновением до кривича доходит, что противник как-то по-странному держит своё копьё – не так, как он, отведя руку назад на всю длину для удара, ладонью вверх, а притиснув копьё к боку согнутой в локте рукою.

Достать копьём до щита с Соколом и Яргой у Рогволода не выходит.

От столкновения избела-серый конь русина встаёт на дыбы, его владелец запрокидывается в странно высоком седле назад – кажется, вот-вот вылетит…

Но одно дело «кажется» и «вот-вот».

И совсем другое, когда тебя по щеке плетью вытягивает длинная щепка от того, что только что было твоим щитом, и рядом с глазом, совсем рядом, проходит неправдоподобно громадное гранёное жало, так что ты успеваешь увидеть даже узор на гранях. И неведомая сила, будто котёнка-проныру со стола за шкирку, сдергивает тебя со спины валящегося на бок мохнатого скакуна и, пару раз перевернув в воздухе, от души прикладывает оземь…

Под новый громовой лязг и такое же железное «Рррусь!».

Лучше б это случилось поближе к Карачуну. Там сугробы выше и падать мягче.

Краем помутневшего сознания, норовящего ускользнуть, скинуть обладателя во тьму, зацепляется за визг разъярённого Шэраня, вскочившего на ноги, и гулкое насмешливое ржание чужого скакуна.

Копыта-молоты бьют землю рядом, огибают по кругу.

– Будешь драться или признаешь себя побеждённым?

Даже раньше, чем окончательно убедился, что руки и ноги на месте и слушаются – хотя голова и гудит медным котлом, – Рогволод растягивает рот в широкой ухмылке:

– Размечтался, русин…

Левой рукою шевелить больно – нет, не в самой руке, но в боку стреляет болью на каждое резкое движение. Пальцы на ремне щита – на ремне того, что от щита осталось – сгибаются туго. Но на ноги встать удаётся.

– Крикни своим, чтобы принесли щит, – плохо, проморгал, когда русин спешился. Стоит в полудюжине шагов. А, точно… щит.

– Щит! – каркнул, как ворона.

От старого осталось немного. Помятый умбон и половина деревянной основы. От троих белых волков, бежавших вокруг умбона по черному полю, осталось два – и то если считать скопом, потому что от одного волка осталась голова с грудью и передними лапами, а от второго – хвост, задняя лапа и то, откуда они растут…

Голова, меж тем, гудеть перестает мало-помалу. И в глазах яснеет, и стоящий напротив русин уже не думает зыбиться и двоиться. Ха! Ещё повоюем…

Двое дружинников-сверстников подволакивают кругляш щита взамен тех остатков, что Рогволод сбрасывает себе под ноги.

Князь-кривич продевает руку в ремни, украдкой снова шевеля пальцами. Гнутся, но плохо, и половину вовсе не чувствует…

Русин в отдалении наблюдает за ним, даже не поведя глазом на принесших князю щит и отбежавших в сторону кривичей.

Ему торопиться не надо. Это не его сдернуло с коня и прокатило по земле. И не у него немеет пясть на ремне щита.

А вот Рогволоду нужно торопиться. Сколько ни жди, боль в боку не уймётся, немота в руке не сойдёт – а вот последние силы уйти могут.

Рогволод сомкнул пальцы правой руки на черене меча. С шелестом вытянул его из окованного устья на волю. Поверх края щита ухмыльнулся и подмигнул русину. Тот в ответ поднял перед собою щит и зашагал навстречу.

Двинулся вперёд и полочанин.

Пелена облаков над головами смоленских горожан и ратников двух ратей тем временем расползалась, словно не только Даждьбог-Солнце, но и само Небо решило разглядеть происходящее получше.

Рогволод задавил вдруг начавшую подниматься откуда-то изнутри темной холодной водою тоску, предчувствие неизбежного поражения, худшего, чем просто гибель, и мутные мысли о том, что зря он ввязался в этот поединок, зря не бросил дружину в битву, пусть безнадежную – но грозившую все же всего лишь гибелью, а не бесславьем плена.

Нельзя сейчас думать об этом.

Нельзя!

Два войска и смоляне со стен глядели, как кружит вокруг поворачивающегося вслед за ним русина кривич, как волк-одиночка вокруг неторопливо разворачивающегося к нему рогами тура. Раз за разом наскакивает – только чтоб снова отлететь в сторону.

Но и для «тура» поединок вовсе не был игрою. Натиск юного поджарого «волка», отчаянный, яростный, не раз и не два заставлял его более зрелого противника пошатнуться, отступить на шаг-другой. Отметин на щитах у обоих соперников было где-то вровень.