Имяхранитель - Азамат Козаев Страница 38

Знакомая незнакомка молча кивнула и опустилась на стул.

Неделю назад Иван полностью обновил интерьер квартиры; сейчас его обиталище напоминало аскетичностью обстановки келью монастырского послушника. С тем малым исключением, что не угнетало низкими сводами и полумраком. Обилие пространства, стекла, воздуха и светлых тонов заставляло дышать глубже, а голову держать выше. Невольно это почувствовала даже гостья, расслабилась.

Да и мадера была чудо как хороша. Прежде чем попасть на стол, дивный дар Фанеса совершал кругосветное морское путешествие вдоль пределов Ойкумены, вокруг всех сорока четырех островов. И в трюме парусника (непременно парусника) стяжал благорасположение повелителя морских глубин.

– Даже не знаю с чего начать… – гостья потупилась и тяжело вздохнула. – Нет, знаю! Когда-то, Ваня, мы были друзьями. Близкими друзьями. Очень близкими…

Незнакомка облизнула пересохшие губы и залпом допила свою мадеру. Решительно выдохнула и твердо продолжила:

– Меня предупреждали, что сейчас ты… другой, но я ведь так упряма. Когда-то мы были очень близки, и я надеялась, что ты вспомнишь. Но молва права, прошлого для тебя не существует, и что делать дальше – я не знаю.

Иван поджал губы. Дамочка говорила, будто цитировала мелодраматический романец.

– Единственное, что я понял из сказанного – объявленная вакансия финансового консультанта тут ни при чем.

– Все так же холоден и рассудителен, – усмехнулась гостья. – Браво! Хоть что-то в этом мире не подвержено тлену разложения. Хорошо же, начну сначала. Вакансия тут действительно ни при чем. Я – Палома, Пальма, как ты меня звал когда-то. Но посвящать ли тебя в свои дела – уже и не знаю! Я для тебя пустой звук, ноль, никто!

Пока Палома говорила, имяхранитель, мало вслушиваясь в слова, изучал внешность гостьи. Глаза, обрамленные длинными ресницами, отливали васильковым цветом. Прямой нос Иван назвал бы римским, если бы тот не был чуть длинноват. Зубы – ровные и крепкие, как фортепианные клавиши; пухлые губы.

«Бесконечно обаятельная особа, – решил Иван. – Если рассказ о нашей прежней близости – правда, я собой доволен. Болтают, что вкус на женщин с течением жизни не меняется. Похоже, не врут…»

– Вот, взгляни. – Палома достала из сумочки фотографическую карточку и протянула Ивану. – Надеюсь на твою зрительную память. Ну, возьми же!

«Здравствуйте, я привет из прошлого!» Иван медлил и не решался взять фото в руки. Будто маленький кусок картона угрожающе тикал и обещал рвануть, наподобие адской машинки бомбистов.

– Кое-кого ты узнбешь, уверена. Не бойся, возьми же! Ты никогда не был трусом, помнишь?

Вспомнишь, как же! Удар ниже пояса, красотка! Взял. На травянистом поле несколько бесшабашного вида молодцев в спортивных костюмах скалились фотографу, а один из них (Иван с замиранием сердца узнал себя, только моложе и улыбчивее) держал на руках девушку. Палому.

– Это я, – бесстрастно согласился Иван.

– И это я! – с жаром подтвердила Палома. – Так ты выслушаешь меня?

Иван молча наполнил пустые бокалы мадерой, задумчиво пожевал губу и, наконец, кивнул.

– Говори.

Только сейчас стало видно, как напряжена была Палома. Но ее отпустило, под глазом забилась жилка, руки и ноги затряслись.

– Дворец напоминает сейчас улей, в который ткнули палкой, гнездо со змеями! Все гудит, жужжит и пытается укусить! Император еще жив, а наследнички уже пилят корону. Стервятники! Двор поделен на фамильные кланы, и каждый клан пытается усадить на трон своего ставленника.

– Старо как мир. Насколько мне известно, законно притязать на венец могут четверо, – усмехнулся Иван и пригубил мадеры. – Или я чего-то не знаю?

– Не знаешь, – сказала Палома. – Их больше. Пять. Существует еще один претендент. И его жизни угрожает серьезная опасность. Могут просто убрать с дороги, как упавшее деревце.

– А деревце пока не искушено в придворных интригах и по малолетству неопытно?

– Да. Но это единственный его минус. Единственный! – Палома раскрепостилась и заговорила с жаром. – Ваня, мне нужна твоя помощь. Всем нам нужна твоя помощь! Маленький Анатолий Ромас приведет Перас в такое «завтра», о котором ты и помыслить не смел!

– Неужели все станет так хорошо? Даже не верится.

– Ты стал законченным циником и себялюбцем! Природа успешно завершила то, что начала много лет назад!

– Хочешь сказать, что из-за моего цинизма мы и расстались? А может, из-за моей нелюбви к выспренним речам?

Палома гневно фыркнула и поджала губы. Отвернулась. Иван примирительно поднял руки.

– Хорошо. Давай сначала. Поправь, если ошибусь. Двор грызется, клацают зубы, и шерсть летит во все стороны. Чтобы сунуться в эту свару, нужно иметь за спиной, по меньшей мере, роту преторианцев. А также несколько министров-единомышленников и океан отчаянной наглости. У твоего клана все это есть?

Пальма отрицательно мотнула головой.

– Только океан отчаянной решимости. И чувство справедливости.

– Кажется, мы расстались совсем по другой причине. – Иван усмехнулся, встал, сунул руки в карманы и прошел к окну. – Сдается, я просто решил дожить до седых волос. Скажи, ты вытворяла такое раньше, милая авантюристка?

Гостья опустила глаза и пригубила мадеры.

– В одной из авантюр ты принял живейшее участие. Ну, так что с моим делом?

– Вам не жаль мальчишку? Своего не добьетесь, только покалечите ребенка.

– А почему на трон должен взойти ограниченный тип, все достоинство которого – умение перекидываться зверем и слушать нашептывания со спины? Почему? Неужели доброта и чистота помыслов перестали что-то значить в этой жизни? Почему повезти должно кому-то другому, а достойным людям уготовано жалкое существование в тени помазанных бездарей? Почему мерило успеха – не способности и жажда дела, а рота преторианцев за спиной и министры-единомышленники в рукаве? Почему императором не может стать светлый и чистый ребенок, почему?

Что-то в этом чрезмерно страстном выступлении резало слух. Не только пафос, но что-то еще. Ивану пришлось напрячься, чтобы тревожная заноза не исчезла. От тревоги нельзя отмахиваться – это аксиома. Иван с минуту молчал, глядя в окно, потом медленно повернулся и вперил в Пальму мрачный взгляд.

– Так ты сказала мальчишка – Ромас?

– Не сомневаюсь!

– Значит, рос ребенок и горя не знал. А твой клан в одночасье лишил его детства и обрек на безрадостное существование, выпихнув на всеобщее обозрение. Ведь так?

– Да, это я вывела его в свет! Я представила двору и объявила о том, что на свете существует еще один Ромас! Никто не вправе заигрывать с судьбой.

Тьфу, дура!

– Однако именно этим ты и занимаешься последнее время, – сказал Иван. – Теперь мальчишка ровно на голову высится над остальной толпой. И по эту светлую головку уже точатся алебарды. За его жизнь я не дам и ломаного гроша.