Я тебя прощаю. Чужая любовь - Лана Морриган Страница 38

Попытки порезать овощи одной рукой были провалены и я, повернувшись боком к плите, чтобы не попали брызги бульона на ребенка, принялась закидывать их целиком.

– Ай! – Отдернула руку, когда очередная кипящая капля попала на пальцы. В дверь постучали. – Иду! – крикнула себе за спину и, поторопившись, схватилась за раскаленную ручку кастрюли. – М-м-м… – На моих глазах моментально проступили слезы. – Иду, – повторила плаксиво, сунув пальцы под холодную воду.

– Все хорошо? – Адам торопливо вошел в кухню, не дождавшись, когда я открою входную дверь. – Что с рукой? Дай посмотрю.

– Ничего страшного. Обожглась, – я признала факт своей глупости. Ну кто хватается за металлические ручки голыми руками?

– Дай посмотрю, – настаивал оборотень.

Я отрицательно покрутила головой.

– Не глупи. – Адам перехватил мою руку и повернул ладонью.

Зачем он опять вмешивается? Этого мужчины и так стало слишком много в моей жизни. Мне иногда казалось, что он искал встречи со мной. Но это же полнейший бред! С чего бы человек… оборотень, что почти два года избегал моей компании и недвусмысленно кривился при каждой встрече, так резко изменился?

– Видишь, все нормально. – Я отдернула руку. – Да, малыш? – я спросила немного нервно у сына.

Тёма притих в моих руках.

– Нормально, – повторил Адам за мной. – Хорошо, – хмыкнул.

Вот теперь я узнавала прежнего старшего Лесмана.

– Я принес продукты. Сейчас… – Он вышел из кухни и вернулся с двумя полными пакетами. – Куда поставить?

Свободной рукой я указала на стол.

– У тебя кипит.

– Это суп, – пояснила я. В кипящем бульоне плавала огромная ставшая прозрачной луковица. – Артем не дает и минуты спокойной. Варю суп-пюре.

– Не так и плохо, – оборотень улыбнулся. – Нельзя так, пацан. Маме нужно отдыхать.

Тёма замер. В глазах ребенка читалось ничем не объяснимое обожание и восторг.

– Как ты это делаешь? – спросила я.

– Волчонок чувствует силу зверя. Тянется к подобному себе.

Неужели я сейчас скажу это?..

Я прочистила горло.

– Адам, ты сейчас очень занят? – спросила я, едва справляясь с волнением.

Как же трудно просто говорить с этим мужчиной.

– Нет, – ответил он не раздумывая.

– Могу я попросить тебя посидеть минут пятнадцать с Тёмой? А лучше полчаса, – добавила с извиняющейся улыбкой.

Оборотень молчаливо перевел взгляд на ребенка.

– Если ты откажешься, я пойму, – я затараторила.

– Без проблем.

– О! – я не сдержала радостный возглас. – Большое спасибо. Я постараюсь быстро тебя освободить.

– Я не спешу, – ответил Адам.

– Зря ты это сказал, – я нервно рассмеялась, осматривая погром на кухне. – Я ведь могу и воспользоваться этим. Шучу, – тут же поправилась. – Я на минутку, хочу смазать место ожога.

Идея принять помощь Адама оказалась не такой и замечательной. Нет, оборотень справлялся с обязанностями няньки ничем не хуже Мии. Хоть его действия и выглядели неуклюже и неуверенно, но Тёма был доволен. С ним играли, строили рожицы, носили от предмета к предмету, стоило только ему потянуться в нужную сторону. Но присутствие старшего Лесмана в доме в очередной раз напоминало об Эриле, и я вновь невольно сравнивала братьев.

– Ой, Тёма. Нельзя так.

Малыш хватал мужчину за отросшие волосы и безжалостно дергал. Любимое занятие сына привело к тому, что мы с Мией собирали волосы в тугой хвост и закрепляли их заколками на макушке, а тут свободный доступ и никакого ограничения.

Я помогла Адаму разжать детский кулачок.

– Не разрешай так делать.

– Мне не больно, – оборотень пояснил свое желание остаться без волос. – Если волчонку нравится… – Неопределенно пожал плечами.

Сын гордо восседал на руках и тянул крохотные ладошки к мужскому лицу.

– Мне потом может не понравиться, – рассмеялась я. – Он будет думать, что это игра, – пояснила и примолкла.

Эрил не любил, когда я оспаривала его решения, всегда старался настаивать на своем. Мне иногда казалось, что ему был важен сам факт оказаться тем, кто оставил последнее слово за собой, будь оно даже неверным.

– Об этом я не подумал, – спокойно ответил оборотень. – Посиди, пацан, минутку сам, – Адам опустил Тёму в манеж.

– Он сейчас…

Малыш набрал побольше воздуха в легкие и приготовился плакать, но не успел завести свою любимую пластинку: «Хочу на ручки». Адам достал из кармана джинсов шнурок и перехватил потуже волосы.

– Все. – Вновь взял ребенка на руки и улыбнулся ему. – Я быстро.

Я смотрела на мужчину с недоверием. Не узнавала его. Некрасиво уставилась, словно видела впервые. Спохватилась лишь с вопросом Адама, все ли у меня хорошо.

Вернувшись на кухню, изредка поглядывала сквозь дверной проем.

– Не переживай за сына, – услышала, когда подкралась и выглянула.

– Не переживаю, – выпалила я, смутившись.

– Я так и понял. Поэтому ты каждые три-четыре минуты заглядываешь в комнату?

– Дело не в этом.

– А в чем? – уточнил оборотень.

– Неважно, – ответила я тихо и вернулась к приготовлению супа.

Суп мне удалось спасти, на вкус получилось прекрасно, а вот вид не внушал аппетита. Кастрюлю наполняла неоднородная сероватая масса с крохотными оранжевыми кусочками моркови, но я так спешила переделать скопившиеся за день дела, что обратила на это внимание только за ужином.

– Я еще успею развесить белье? – спросила громко, убирая блендер и закрывая кастрюлю крышкой.

– Успеешь, – услышала за спиной.

– Ты меня напугал. – Я повернулась к Адаму. – Вы меня напугали, – улыбнулась довольному сыну и подняла взгляд на мужчину.

Он стоял непозволительно близко. И вновь прожигал своим нечитаемым внимательный взглядом, от которого волоски приподнимались на шее. Неловкость ситуации я ощущала каждой клеточкой тела, что горело, словно у меня поднялась температура.

– Я быстро, – мой голос осип.

– Не торопись, – ответил оборотень, но не сдвинулся с места.

Мне пришлось сделать шаг в сторону, красться вдоль кухонного гарнитура.

– Десять минут, – прошептала я и поспешила покинуть помещение.

Я гнала от себя мысли об Адаме и его непонятных для меня поступках. Но это было сделать проблематично – его голос было слышно даже в комнате, где стояла стиральная машинка. Оборотень беседовал с Тёмой. Я притаилась и прислушалась, в напряжении стискивая в руках влажные детские ползунки – не разобрала ни слова.