Янтарь на снегу - Оксана Глинина Страница 38

Такой она и вошла в мои покои сразу же после приезда. Высокая, худая, со вздернутым в кинжальной непреклонности подбородком, с уложенной в замысловатую витую прическу копной теперь уже полностью седых волос.

— Я так понимаю, — бросила она через плечо своему единственному сыну, — ты решил запереть девчонку здесь, чтобы избавить себя от лишних проблем.

— Не преувеличивайте, матушка, — процедил сквозь зубы кузен. — Просто слухи и домыслы не играют нам на руку.

— Ты плохо знаешь свою мать, — она обернулась к сыну, с которым оказалась практически одного роста, а Легарт был далеко не низок, — если считаешь, что я поверю словам погрязших в праздности расфуфыренных куриц. Я прекрасно понимаю, что люди болтают всякую чушь. А вот «оградить» девчонку — твоя идея, не так ли?

— Я был вынужден сделать это для ее же блага.

— Ну конечно, я так понимаю, кому-то из твоих же людей не удалось удержать язык за зубами? — Она пристально посмотрела на сына. Кузен смиренно вздохнул.

— Возможно. Но оправдываться я не стану, — спокойно произнес Легарт.

Интересно, они про меня совсем забыли? Или я такая незаметная?

— А я и не требую, — усмехнулась пожилая леди. — Для главы дознавателей ты все же еще слишком молод, тебе не хватает опыта, как твоему деду.

Ну прямо укусила за живое. Я даже услышала, как скрипнули зубы Легарта. Милой со мной она точно не будет, если не щадит сына.

Повергнув в смятение не последнее лицо в государстве, леди Катрисс перевела острый, словно бритва, взгляд на меня.

Вот не надо было так громко думать о своей незаметности, попрепирались бы мать с сыном и ушли обмениваться уколами дальше, а я снова осталась бы в одиночестве. А теперь леди Катрисс пристально рассматривала меня своими бледно-зелеными глазами.

— О да! — изрекла женщина. — Это определенно дочь Инге. Выражение этих глаз ни с чем не спутаешь.

Что не так в моих глазах? Они даже не зеленого цвета, как у всех Браггитасов.

Тем временем матушка Легарта чинно уселась в кресло.

— Встань и подойди ко мне, дитя.

Ну прямо как королева, в каждом движении монаршья важность, даже рукой взмахнула по-королевски.

Пришлось, роняя стул и путаясь в еще непривычном широком подоле, выкарабкиваться из-за стола, где я добросовестно писала письмо в обитель вайделе Беате.

— М-да, — задумчиво изрекла дама, как только я встала перед ней во весь рост. — Вас в том пристанище совсем не кормили?

— Тощая жердь! — еще менее сдержанно, сомкнув губы в тонкую линию, вынесла неутешительный вердикт леди Габриэле — родная сестра моего покойного деда.

Она также приехала на похороны, но вместо того чтобы отправиться в храм, сослалась на ревматизм и посетила кухню для покорения вершин кулинарных изысков, а точнее, просто решила поесть пирожных, которые потребляла с особым удовольствием и смаком — это со слов Люди. О несвоевременной кончине дражайшей племянницы она тоже выразилась весьма эксцентрично, причем в присутствии большого количества скорбящих гостей.

— Бедная Рената?! — воскликнула в ответ на чьи-то излияния. — Кто вам сказал, что моя племянница была бедной? Она жила как королева, делала, что хотела, и просаживала деньги семьи на «эльфийскую пыль»! Бедняжкой она точно не была, если увлекалась этой гадостью.

После этого пересуды в фамильном замке стихли, а на следующий день скорбящие гости поскорее разъехались.

Для меня же все только началось!

Наивные мечты о короткой передышке перед поездкой в столицу испарились, как утренний туман. Едва за последним гостем закрылась дверь, меня вызвали на семейный совет. Почтенные дамы в лице матери Легарта и двоюродной бабки заставляли ходить перед ними, поворачиваться, улыбаться, смеяться, кланяться, кушать кексы, подавать чай и махать веником под названием «веер».

В общем, это был кошмар! Леди, достопочтеннее одна другой, вздыхали, хмурились, прикрывали глаза и разочарованно кивали головами, украшенными благородными сединами. По их высокопарному мнению, я была неотесанной грубиянкой, о чем они не забывали мне сообщать. Это хотя бы было честно. Еще бы не было так неприятно от мерзких хихиканий прислуги!

Вечером, уставшая, будто перепахала целое поле в качестве тягловой лошади, измученная муштрой, я поплелась в свою комнату, где меня уже ждала Людя с охапкой свежих слухов и ценных советов в сфере скорого устройства своей (ну и моей, разумеется, тоже) обеспеченной жизни благодаря выгодному брачному союзу.

Встретила она меня озабоченным взглядом, полным сочувствия:

— Что-то на тебе лица нет. Случилось что?

Я упала на кровать и обессиленно раскинула руки в стороны.

— Ничего… Меня, похоже, готовят к полномасштабной войне за сердце короля. Да еще и «тощей жердью» обзывали сегодня бессчетное количество раз!

— Ну, главное, что не лупили жердью! — Людя осторожно присела на край моего ложа. — А слова, они — как вода в песок. Хотя если воды много…

Неуклюжее подбадривание и нотки задумчивости в ее голосе чуть взбодрили, и ухмылка сама обозначилась на губах:

— Тебе хорошо говорить, ты небось из замковой кухни не выходишь. Неусыпно следишь за качеством приготовления еды.

— Да я только одним глазком взглянуть! Да понюхать! — оправдываясь, Людя наклонилась надо мной, чтобы посмотреть прямо в глаза. Я положила ладони ей на щеки и слегка потрепала:

— Ну, видимо, тебя от насыщенных паров раздуло, аки утопленника!

— Вот тебе здрасте! Нарвалась на похвалу от лучшей подруги! — Людя обиженно отвернулась, скрестила на груди руки.

«Да что же это я?! Не хватало еще поссориться с единственным родным здесь человеком!» Когда я протянула руку, чтобы примирительно положить ее на плечо подруги и попросить прощения, Людя повернула ко мне лицо уже без тени обиды:

— А что, я и правда раздобрела?

— Есть немного…

— Немного… — Людя капризно поджала губу. — Лорды любят женщин всеобъемлющих, как манерами, так и телом. Я бы на твоем месте задумалась о пользе булочек и запеченной свининки.

И что с ней прикажете делать?

— Но я не просто пришла к тебе языком почесать! Ты все прихорашиваешься, а могла бы подумать и о своей первой служанке! — Людя молитвенно сложила руки на груди и сделала невыразимо печальные глаза. — Платьечко бы мне новое, да локоны завить! Пожалуйста!

Перед этими полными слез глазами не устояло бы ни одно благородное сердце. Трепещите, вельможи!

Но резон в ее словах был.

Вскоре после похорон в замке снова появилось много народа, но все это были не родственники и друзья, а люди дела — белошвейки, модистки, цирюльники, лекари, наставники. По словам леди Катрисс, люди проверенные и надежные. Не знаю, насколько надежные, но один из наставников особенно впечатлил — южанин по имени Лоренцо. На меня он, хоть и был на полголовы ниже, смотрел свысока, словно я навозная муха, говорил с сильным южным акцентом и имел манеры настолько странные, что, если бы не аккуратненькая ухоженная растительность на подбородке и низковатый голос, я решила бы, что передо мною дама. Но двигался Лоренцо весьма изящно, чего не скажешь обо мне. Очень скоро я получила увесистое прозвище Слониха, но это было лучше, чем Мейнская кобыла, поэтому смолчала. Хотя желание подкорректировать этому Лоренцо его благообразный нос укоренилось во мне сильно. Очередной раз получив его тросточкой с костяным набалдашником сначала по неверно поставленной ноге, затем по «скорченной, как коряга», руке, я, утратив последние крохи терпения, запасенного в обители, глянула на него сверху вниз таким испепеляющим взглядом, что в ответ получила уже боязливое и более вежливое: «Ну нельзя же так, дорогюша! Вы во мне дырю прожжете, кто же вас будет учить манерам?»