Ольга. Наследие богов - Александра Гром Страница 38

Упоминание о юристе ставит в тупик.

— А причём здесь юрист?

— По нашему законодательству я являлся наследником отца, и именно мне должны были перейти и ферма, и прочее его имущество, и денежные средства. Если бы тётя согласилась взять меня под опеку, всем этим до моего совершеннолетия распоряжалась бы она. А так управление делами взяли в свои руки специалисты, состоящие на государственной службе, которые занимаются именно такими случаями. Они наняли управляющего, следили за его работой, за уплатой налогов. Конечно, государство получало дополнительный процент за заботы, но он не существенный. Я, кстати, вступив в права наследования, тоже проверил, как вёл дела нанятый управляющий. Меня всё устроило, и я оставил его на той же должности.

Вот как оказывается, тут бывает! Матсэ любят птичек и могут являться владельцами целой фермы по их разведению, а некоторые альвисы просто копии злых мачех из сказок! Я даже головой качаю, чтобы всё в ней немножко уложить.

— А твоя мать?

— Я её не знал, — отвечает Рольф голосом, лишённым эмоций. — Отец рассказывал, что они познакомились в университете, подружились, но романтические отношения их не связывали. Они поддерживали связь и после учёбы. Годы шли, но личная жизнь ни у одного из них не складывалась, однако они оба задумались о рождении ребёнка. Вот так появился я. Родители никогда не состояли в браке, просто решили воспитывать меня совместно, но так вышло, что все хлопоты легли на отцовские плечи. Мать постоянно пропадала в экспедициях, как супруг фрэ Эльнак. Учёные до сих пор активно исследуют ту часть Альвиса, которая необитаема, а это опасная дело.

— Она тоже погибла?

— Спустя полтора года после моего рождения, — кивает Рольф, — а до этого, как я уже сказал, она большую часть времени отсутствовала.

История Рольфа меня ошеломила. Я понимаю, что он не пытается вызвать жалость. Признания своего рода моральная компенсация за то, что ему известны подробности моей жизни.

— Когда я изучал материалы, то так и не смог понять одну вещь, — тихо произносит Рольф, заставляя посмотреть на него. — Там было фото твоего мужа. Женщинам такие нравятся. Почему же ваш брак не стал настоящим? Он не в твоём вкусе?

Вопрос вызывает у меня желание пошутить:

— А может быть, я не в его вкусе?

Рольф склоняет голову к плечу, действительно размышляя над предложенной мной версией. Что-то мне не хочется видеть, как он задумчиво покачает головой и скажет: «Ну, да… Возможно».

— А в папочке, которую тебе прислали для ознакомления, не было его биографии? — прерываю затянувшийся мыслительный процесс.

— Нет, не было. А там что-то интересное?

— Как сказать… он давно уже встречается с девушкой. Они любят друг друга. Однако отец Влада никогда бы не одобрил их брак.

— Какие страсти, — роняет матсэ в ответ на мои слова.

— Кому что достаётся, — пожимаю плечами.

Вместо того чтобы продолжать дискуссию, приобретшую философский уклон, Рольф поднимается со стула:

— Пойду-ка я поговорю с Витолем.

Это почти похоже на просьбу, поэтому я разрешаю матсэ покинуть меня:

— Иди.

А я, пожалуй, займусь посудой!

* * *

Вечером в душе, перед самым выходом обнаруживаю пренеприятнейший сюрприз! Несколько раз провожу по гладкой, без отметин коже и непроизвольно морщусь. Не заметь я исчезновения шрама, нового видения ждали бы мы еще долго, а главное безуспешно!

Довольно много времени уходит на уговоры самой себя постучаться к Рольфу и попросить о выполнении прямых должностных обязанностей. Я привожу всевозможные аргументы, начиная с того, что меня сюда не в отпуск пригласили, а для дела. Напоминаю, насколько мы стесняем госпожу Эльнак, считающую своим долгом каждый вечер отправляться к подруге. И подруга эта наверняка не в восторге от зачастившей гостьи! Как ни странно, наибольшее мотивирующее действие оказывает воскрешение в памяти сегодняшнего нападения — чем дальше я буду от Лекко, тем выше шансы, что подобного недоразумения не повторится!

Стучаться к матсэ не приходится. Он сам открывает дверь, после того, как я пробегаю по коридору до своей комнаты. Замерев с занесённой над порогом ногой, поворачиваю голову.

— Что случилось? Вечерняя пробежка? — иронизирует он, буквально растёкшись по косяку.

— Нет! Обнаружила отсутствие присутствия шрама.

— Ясно, — матсэ кивает. — Тогда милости прошу! — он широким жестом приглашает войти в свою скромную обитель.

— Угу, — мычу, следя глазами за его рукой, — только переоденусь и сразу к тебе!

Делаю решительный шаг и захлопываю дверь до того, как мужчина начнёт задавать всякие глупые вопросы. Например, зачем нужно переодеваться? Вопрос действительно глупый, а проблема насущная. Я же не знала, что у меня вечером организуется сеанс матсэкусания, потому и надела обычную пижаму, в которой уже щеголяла перед Рольфом на кухне и до сих пор не забыла его комментарии и взгляды. Нет! Повторять прошлый опыт не хочу! Нужно найти что-нибудь приличнее и просторнее… размера на четыре, ну хорошо, можно да два!

В сумке обнаруживаются какие-то широкие штаны и недлинная туника. Скорее всего, это предназначено для занятий спортом, но и для моих целей прекрасно подойдёт! Я быстренько обнажаюсь и надеваю новый наряд. Зеркало в спальне отсутствует, однако, оглядев на себя, прихожу к выводу, что фигура стала похожа на прямоугольник — ни груди не видно, ни талии, ни бёдер — широкий простор для воображения. То, что надо!

Дверь в комнату Рольф не закрыл, поэтому вхожу без стука. Он в наушниках валяется на кровати. Оглядываюсь по сторонам в поисках свободных поверхностей, про себя отмечая, что не отказалась бы пожить в этой комнате — бледно-зелёные стены нравятся мне куда больше лавандовых. Меж тем поверхности никак не желают обнаруживаться. Стол завален какими-то штуками, их провода переплетены в неразъединимое целое. В растерянности перевожу взгляд на Рольфа, тот, оказывается, с живейшим интересом наблюдает за мной. Думаю, он понял, какой вопрос созрел у меня в голове, но упорно молчит.

— И как? — я развожу руками. Неужели на кухню придётся спускаться?

Упрямый Волк молчит. Он садиться на постели. Развернувшись и спустив ноги на пол, мужчина выжидающе смотрит на меня. Пока я хлопаю глазами, матсэ снимает наушники.

— Сообразила? — его ладони ненавязчиво так ложатся на колени.

Вот уж нет! Воинственно скрещиваю руки на груди и хмуро взираю на этого мечтателя.

— Рольф, вот скажи мне, — взгляд мужчины приобретает ещё большую заинтересованность, — почему каждый новый сеанс привязки должен быть не только болезненным, но и унизительным? Так положено?

Тёмные брови медленно ползут вверх, достигнув предела, они останавливаются, и, видимо, включают речевой аппарат: