Наши против  - Маргарита Ардо Страница 38

– А теперь покормлю мою дживу, – сказал Киату, широко улыбаясь. – Раз твои мухарки не умеют стряпать, что, конечно, позор и уму не постижимо, мы идём в таверну Лакуны.

И так, не выпуская меня из рук и не обращая внимания на то, что с моей длинной юбки течёт, как с не выжатой занавески в ванной, Киату быстро пошёл по лестнице обратно вверх и куда-то в боковую дверь.

– Э-э, погоди, я же мокрая насквозь, – пробормотала я, хотя если выбирать: наряжаться или съесть кабана, я бы выбрала второе.

Однажды нам на уроке французской литературы Людмила Павловна задала вопрос: «Если вы опаздываете на важную встречу и у вас есть время только на то, чтобы либо накраситься, либо поесть, что вы выберете?» Я выбрала опоздать. Если встреча для кого-то важная, тот подождёт. А если неважная, так чего голову ломать, мучить желудок и ходить некрасивой?

– Жарко, вмиг высохнешь, – хмыкнул Киату. – Зато отведаешь отменных тюртелей Лакуны.

– Тюртели… звучит где-то между неприличным и съедобным, – заметила я, рассматривая широченную грудь в куртке из тонко выделанной кожи в дырочку. Вспомнилось, что под ней, я покраснела и выпалила, чтобы он не догадался о моих мыслях: – О, а у нас группа есть музыкальная – Лакуна Койл! Мне нравится! Депрессивная такая! Это не они тут в параллельном мире на полставки в таверне подрабатывают?

– Наша Лакуна совсем не группа. И не Койл. Её мухаро говорит, что принадлежит она джи Мардону.

– Какое безобразие – говорить про женщину, что она принадлежит, – пробурчала я. – Она что – вещь?

– Имущество, – словно так и надо, ответил Киату. – Любая мухарка кому-то принадлежит.

– Я никому не принадлежу, – заявила я, хмурясь, – я своя собственная.

Киату расхохотался так, будто я сморозила дичайшую глупость. Ну и пусть, сначала тюртелей и всего, что дают, поем, потом буду разбираться в тонкостях их жуткого патриархата. Пусть радуются, пока их женщины не догадались, что можно с голой грудью на парад выходить и про то, что существует феминизм и доширак на ужин вместо расчудесных тюртелей.

Несмотря на ночь, было так жарко, что юбки начали быстро высыхать.

Крохина встретилась нам на выходе из замка и уткнула руки в боки:

– Куда ты её понёс, бородач?

– Не твоего ума дело, мухарка! – рыкнул Киату.

– Ой, Галя, не защищай, мы есть идём, – встряла я, потому что мысль о еде главенствовала сейчас, перевешивая и права женщин, и приличия, да вообще всё на свете.

– Я с вами, – обрадовалась Крохина.

– Нет уж, – отрезал Киату. – Оставайся тут. Жди остальных.

Крохина надулась.

* * *

Мы шли вглубь острова по широкой песчаной дороге, присыпанной для удобства, видимо, сухим тростником. В кустах пели ночные птички и стрекотали сверчки, шумело море со всех сторон, будто в шторм. Но никакого шторма быть не могло, потому что небо над нами разлилось синее и звёздное, ни ветерка. Глаза Киату блестели, и в лице его было что-то торжественное, словно нёс он меня не в пиратскую таверну на тюртели, а в центральное отделение ЗАГСа города Москвы, куда заплатил большую взятку. Наверное, тюртели – это что-то! Я облизнулась.

Вскоре мы вышли на открытую площадку, и я поняла, что это их местный центр: лавочки, освещённые сталактитами, в специальных каменных чашах повсюду большие костры. Дальше дома из камня или хижины из чего попало. Люди вокруг сновали туда-сюда, среди них встречались и женщины, на вид ничуть не угнетённые. А мужчины, на кого ни глянь, были самого пиратского вида и запаха. У меня возникло стойкое ощущение, что я попала на съёмки «Пираты Карибского моря 26» с очень дотошным к деталям режиссёром – даже шампуня нормального актёрам не выдаёт.