Обрученные - Элли Каунди Страница 38

Я не знаю, кто такой Сизиф. Мне хочется повернуться и спросить Кая, но я не делаю этого. Он учил Ливи писать. Может быть, он теперь расскажет ей свою историю? Я обманывала себя, думая, что значу что-то для него? Может быть, много девочек знают историю Кая, и он готов каждую учить писать ее имя?

Даже зная, что это не так, не могу избавиться от ни да его руки, которая направляет ее руку.

Инструктор свистит в свисток, отпуская нас. Я иду прочь, стараясь держаться немного в стороне от всех. Сделав несколько шагов, слышу позади себя голос Кая.

— Ничего не хочешь мне сказать? — спрашивает мягко. Я знаю, о чем он. Хочет услышать продолжение стихотворения.

Не оборачиваясь, отрицательно качаю головой. У него не нашлось слов для меня. Почему у меня должны быть слова для него?

Мне хочется, чтобы здесь была мама. Время для ее командировки выбрано странно: лето — самый ответственный сезон в питомнике, за многими растениями надо ухаживать. Но и мне мама очень нужна. Как без нее подготовиться к моему первому официальному свиданию с Ксандером?

Я надеваю чистое будничное платье, жалея, что нельзя надеть зеленое шелковое. Тогда все напоминало бы нам обоим о Банкете, который состоялся месяц назад.

Выйдя в холл, вижу отца и брата, они ждут меня.

— Ты очень красивая, — говорит отец.

— Выглядишь неплохо, — вторит ему Брэм.

— Спасибо, — говорю я, округляя глаза. Брэм произносит эти слова каждый раз, когда я куда-нибудь иду. Когда я собиралась на Банкет обручения, он сказал то же самое, правда, с большей уверенностью.

— Мама постарается позвонить нам сегодня вечером, — говорит отец. — Ей хочется знать все подробности.

— Надеюсь, ей удастся. — Мысль о разговоре с мамой после свидания радует меня.

Из кухни раздается сигнал к ужину.

— Время есть, — говорит отец, обнимая меня. Хочешь, чтобы мы подождали здесь с тобой или нам убраться с дороги?

Брэм уже на полпути к кухне. Я улыбаюсь отцу:

— Иди к Брэму, ужинай. Со мной все будет хорошо.

Отец целует меня в щеку.

— Я вернусь, как только позвонят в дверь.

Он тоже подозрительно относится к обязательному присутствию чиновника.

Представляю, как отец подойдет к двери и вежливо скажет: «Извините, сэр. Кассия не может пойти на свидание». Я представляю, что он улыбнется Ксандеру, чтобы тот знал: не из-за него мой отец волнуется. Представляю, как после этого он вежливо, но твердо закроет дверь и оставит меня дома, в безопасности. В этих стенах, где я всегда чувствовала себя в безопасности.

«Но этот дом больше не безопасен, — напоминаю я себе. — Здесь я в первый раз увидела лицо Кая на микрокарте. И здесь обыскивали моего отца».

И вообще, есть ли безопасное место где-нибудь в Городке? В Сити? В Провинции? В этом мире?

Я сопротивляюсь желанию повторять слова из истории Кая, пока жду. Я слишком много о нем думаю и не хочу, чтобы он был с нами сегодня.

Звонок в дверь. Ксандер. И чиновник.

Мне кажется, я совсем не готова к этому, не знаю почему. Вернее, знаю: если задумаюсь об этом всерьез прямо сейчас, может измениться все. Абсолютно все.

За дверью ждет Ксандер. Поразительно, но это символизирует, что во всем этом неправильно. Никто никогда ни к кому не заходит, и, когда приходит время позволить кому-то войти, мы не знаем, как это сделать.

Я делаю глубокий вдох и открываю дверь.

— Куда мы едем? — спрашиваю я уже в поезде. Мы, все трое, сидим рядом: я, Ксандер и наш чиновник-надзиратель, моложавый, в самой отглаженной униформе, какую я когда-либо видела.

Чиновник отвечает:

— Ваши порции отправили в частный пищевой вил. Мы поужинаем там, а после я провожу вас по домам.

Он изредка удостаивает нас взглядом, предпочитая смотреть мимо нас или в окна. Не знаю, что входит в его намерения: дать нам почувствовать себя свободно или, наоборот, скованно. Получается пиорее последнее.

Частный пищевой зал? Я смотрю на Ксандера, Он удивленно поднимает брови и произносит тихо:

— С какой целью?

И кивает в сторону чиновника. Стараюсь сохранять серьезность. Ксандер прав. Зачем ехать так далеко, в частный пищевой зал, если наше свидание какое угодно, только не частное?

Начинаю сочувствовать всем Обрученным, которые вынуждены проводить свои первые беседы через порты и, конечно, тоже под наблюдением чиновников. По крайней мере, у нас с Ксандером были тысячи бесед без всякого наблюдения.

Частный пищевой зал расположен в небольшом здании на расстоянии всего одной остановки аэропоезда от нашего городка. Сюда иногда приезжаю холостяки, а иногда — наши родители, если им хочется сменить обстановку.

— Здесь очень мило, — говорю я в тщетной попытке наладить общую беседу, когда мы приближаемся к пищевому залу. Маленькая зеленая лужайки окружает краснокирпичную коробку здания. На лужайке я вижу клумбу с вездесущими новыми розами и какими-то прелестными дикорастущими цветами.

И тут память высвечивает воспоминание, такое особенное и яркое, что трудно поверить, что оно приходит ко мне впервые. Вспоминаю вечер: я намного младше, чем сейчас. Родители возвратились после вечера, проведенного вне дома. Мы с Брэмом оставались под присмотром дедушки. Я слышали его разговор с родителями, перед тем как отец пошел в комнату Брэма, а мама — в мою. Нежные розовые и желтые цветы выпали из ее волос, когда они наклонилась, чтобы поправить мое одеяло. Она быстро воткнула их обратно в волосы за ухом, а я была слишком сонной, чтобы спросить, откуда у нее цветы. Как они у нее оказались, если рвать цветы запрещено? Проснувшись на другое утро, я забыла свой вопрос и никогда потом его не задавала.

Теперь я знаю ответ: мой отец порой нарушает правила для тех, кого любит. Для мамы. Для дедушки. Мой отец немножко похож на Ксандера, каким он был в тот вечер, когда нарушил правила ради Эми.

Ксандер берет мою руку и возвращает меня в настоящее. Невольно бросаю взгляд на чиновника. Тот молчит.

Интерьер частного обеденного зала выглядит приятнее, чем обычного пищевого зала.

— Посмотри, — говорит мне Ксандер. Трепещущая лампа в центре каждого столика имитирует старинный романтичный способ освещения — свечи.

Когда мы проходим между столиками, на нас обращают внимание. Мы здесь явно самые молодые. Большинство посетителей в возрасте наших родителей или молодожены несколькими годами старше нас. Некоторые посетители похожи на холостых, но их немного. Наши городки населены в основном людьми семейными и молодежью моложе двадцати одного года.

Ксандер ловит чужие взгляды и отвечает на них, при этом не выпуская моей руки. Он тихонько шепчет мне:

— Хорошо, что хоть в школе привыкли к тому, что мы с тобой пара. Ненавижу, когда меня разглядывают.