Азиль - Анна Семироль Страница 37

— Если мне доложат, что ты или эта рыжая оторва сделали хоть что-то не по высшему классу — обеих на спецработы отправлю.

— Месье комиссар, — говорит Акеми, сложив руки на белом переднике форменного платья. — Это траурный зал крематория. Что здесь может пойти не так? Мы с Сорси — не более чем функции. Думаете, хоть кто-то из родственников умерших нас замечает?

— Я предупредил! — строго хмурит брови комиссар.

Акеми молча кивает и бредёт в подсобку за ведром и половой тряпкой. Это уже привычка: хочешь избежать ненужных разговоров — мой полы. Сегодня Акеми хочется мыть полы подальше отсюда в ближайшие два-три часа.

— Говорят, этот парень с кем-то из ваших, косых, встречался, — снова подаёт голос комиссар.

— Да пусть говорят, — пыхтит девушка, не отрываясь от шарканья тряпкой по полу.

Дешёвый, но новенький и отлично начищенный ботинок наступает на тряпку совсем рядом с рукой Акеми. Она поднимает голову, стараясь смотреть равнодушно. Комиссар внимательно изучает её лицо и чего-то ждёт.

— Ногу уберите, — вздыхает Акеми. — Тут должно быть чисто.

— Вы же все друг друга знаете, не так ли?

Девушка вытаскивает тряпку из-под ботинка, швыряет в ведро. Удовлетворённо отмечает, что брызги попали на брюки комиссара.

— Не так.

— Ну не верю. Если даже я знаю, что в этом секторе выходцев из Японии и Китая всего пять семей…

— Это не значит, что мы все общаемся, — отрезает Акеми.

От продолжения разговора её спасают вернувшиеся полицейские. Комиссар указывает им кивком на выход, награждает Акеми долгим пристальным взглядом. Девушка давит раздражённый вздох, отворачивается и продолжает возить тряпкой по чёрно-белым плитам пола. Она напряжённо вслушивается в звук удаляющихся шагов, замирает, сидя на корточках; и только когда снаружи стихает шорох колёс электромобиля, Акеми оставляет тряпку в покое. Уходит в подсобку, тщательно моет руки, стараясь не намочить засученные рукава, а когда возвращается, обнаруживает в комнате перед траурным залом Кейко.

Младшая сестра стоит, прислонившись к стене у входной двери, и тяжело дышит. На раскрасневшихся, покрытых пылью щеках пролегли дорожки от слёз, но глаза у Кейко сухие. Она ловит удивлённый взгляд Акеми и коротко выдыхает:

— Жиль сказал.

Акеми приносит из подсобки кружку воды, протягивает сестре:

— Попей. Потом пойди умойся. Умывальник у нас вон там.

Кейко делает несколько глотков, возвращает кружку. Медленно обводит взглядом комнату, задерживаясь на стоящих вдоль стен скамейках и вешалке для одежды, и робко смотрит на приоткрытые двери траурного зала. Акеми снова мучает желание закрыть сестру собой.

— Ну зачем ты пришла? — с мольбой спрашивает она. — Мученица…

— Кто-нибудь ещё пришёл его проводить? — не сводя глаз с дверей, откликается Кейко.

— Семья должна приехать через час. Тебя с работы не уволят?

— Я три ночные отработаю. Хозяин отпустил.

— Кей-тян, я прошу: попрощайся и уходи. Полицай тобой интересовался…

— Пусть, — перебивает Кейко. — Это только моё, анэ. Моё и его. Я пройду?

Акеми кивает и добавляет:

— Там Сорси.

— Попроси её нас оставить, пожалуйста.

Стараясь не смотреть на тело, обёрнутое белой материей, Акеми заходит в траурный зал. Сорси хлопочет, расправляя складки ткани и раскладывая цветы, что-то умиротворённо напевает. Потом берёт с подоконника банку с ароматизированной водой и брызгает ею вокруг постамента. В воздухе разливается проклятый запах лилий.

— Сорси, — окликает рыжую Акеми. — Там пришла моя сестра. Позволь ей побыть тут, пока не приехали родственники.

— Ей-то зачем? — автоматически откликается Сорси — но мгновение спустя таращится на Акеми изумлёнными глазами: — Так она это… Он её парнем был, да? И у них свадьба… о-ля-ля… Всё, ухожу-ухожу.

Обе покидают траурный зал. Встретившись с Кейко в дверях, Сорси разглядывает её с нескрываемым любопытством, и Акеми приходится шикнуть.

— А что я? Я ничего! — вскидывается рыжая. И тихо добавляет: — Красивые. И он, и она. Мне очень жаль, Акеми.

«А мне не жаль! Он свою жизнь потерял и ей жизнь испоганил. И исправить ничего уже нельзя», — хочет ответить та — но стискивает зубы и молчит.

— Выйдем отсюда. Я курить хочу страшно, — и Сорси уводит Акеми туда, куда не долетает аромат мёртвых цветов.

Они сидят на щербатых ступенях крыльца. Сорси курит вторую сигарету подряд, Акеми смотрит вверх. В вышине просматриваются перекрытия, соединяющие между собой части полусферы Купола. Они придают ему сходство с перевёрнутой грязно-белой чашкой, покрытой изнутри сеткой трещин. Невольно вспоминается детская страшилка, что по ночам Купол тихо звенит, потому что души умерших не могут вылететь из-под него и бьются, ища выход.

Есть ли душа у тех, кто рождён в машине, а не пришёл в мир из материнского чрева? Акеми привычнее думать, что нет. Тогда как может такое существо любить? И как можно любить того, кто холоден и лишён чувств уже с рождения? Акеми прислушивается, и сердце её сжимается от тоски: Кейко поёт колыбельную, которую пела им мама. Ему уже всё равно, думает Акеми, но если бы он был жив, смог бы он почувствовать, сколько тепла и любви несёт в себе эта песня?

— Я уверена: смог бы, — отзывается Сорси.

— Я вслух, что ли? — вздрагивает Акеми.

— Угу.

Рыжая щелчком откидывает окурок в сторону, садится к напарнице ближе. Трёт бритые татуированные виски.

— Я вдруг поняла, что я его помню, — вздыхает Сорси. — Он раньше часто в клубе ошивался. Девки его обожали. Милый мальчик, без понтов и высокомерия. Потанцевать любил, никогда не скупился на угощение. Если подруги не врали, в постели просто прелесть. Он многим нравился. Но выбрал почему-то твою сестру. Где эта тихоня его подцепила?

Акеми старательно гонит воспоминание, как плакала Кей-тян, когда она выставила парня прочь из их дома. И волей-неволей обращается к тому, что сказал тогда Ники Каро с изрядной долей горечи: «Я-то как раз рождён матерью. По недосмотру». Выходит, и среди элитариев люди есть?..

Тычок локтем в бок отвлекает Акеми от воспоминаний.

— Они в прачечной познакомились. Кейко стирала нашу одежду, а он на себя что-то вонючее пролил, — отвечает она.

— О-ля-ля! «Мама, папа, я встретила парня, он так вонял!» — смеётся Сорси.

Акеми грустно улыбается. Да, примерно так оно и было. Все тогда посмеялись и забыли, но неделю спустя этот парень встретил Кейко у дома, подарил виноградную гроздь… и всё завертелось.

— Сорси… Кто мог его убить? За что?

Рыжая пожимает острыми плечами.

— Вряд ли кто-то из клуба. И вообще из наших. У него были хорошие отношения с дядей, об этом все знали. Не тронули бы. Да и повода я не вижу. Он с картёжниками иногда тусовался, но там все знали, что он под защитой Сириля. Даже если бы сильно задолжал… не, ерунда. У сестры не было поклонников? Ну, типа ревность и прочая фигня?