Паутина долга - Вероника Иванова Страница 37

— А вы чего-то ищете?

Окончание вопроса утонуло в звонком чихе, и мастер, оторвавшийся от строгания, сурово окрикнул:

— Тамми, не отвлекай господина! И возвращайся в постель, если хочешь поправиться до праздника!

— Не беспокойтесь, он ничуть мне не мешает, а что касается постели... Здесь достаточно тепло и сухо, чтобы не усугубить простуду. Верно?

Щёлкаю по курносому носу. Мальчуган, почувствовав нежданную поддержку, подтверждает:

— Тепло же, па!

Спорить с ребёнком отцу не с руки, да и некогда, поэтому до нас долетает слегка угрожающее:

— Я тебя предупредил.

Впрочем, Тамми уже не слушает, потому что кусок дерева в моих руках занимает малыша больше, чем отцовское недовольство.

— А зачем вы плохую деревяху взяли?

— Почему плохую?

— Если па её сюда отложил, значит, плохая, — гордо сообщают мне.

Улыбаюсь:

— Для твоего папы — да, а для меня — лучше не бывает.

— Это почему?

Подмигиваю:

— Потому что деревяха не простая, а с секретом.

Васильковые глаза загораются любопытством.

— С секретом?

— И с большим. Вот, взгляни сюда: видишь, цвет волокон разный? Словно радуга, только красно-жёлтая? И на срезе гладкая... Знаешь, что это означает?

— Не-а.

— Дерево, из которого выпилена эта заготовка, пока росло в лесу, сильно страдало.

— Страдало?

— Вот представь себе... Семечко упало в землю, укоренилось, начало прорастать, но дереву требуется слишком много лет, чтобы окрепнуть, а это, скажем, очутилось на самом краю склона, беззащитное перед сильным северным ветром... Каждый год его сгибало в одну и ту же сторону, но юное деревце ещё возвращало себе прямую осанку, а взрослея, становилось всё твёрже и неподатливее, и, с каждым новым разом принимая порыв ветра, уже не тратило лишних сил на выпрямление, разумно предпочитая остаться согнутым. Так оно совсем привыкло к атакам своего врага и росло, гордое тем, что защищает от ветра другие деревца. Но за любое дело приходится платить, и за злое, и за доброе. Дерево поплатилось тем, что часть его волокон, рождённых для борьбы, не годится к мирному существованию лавкой или столом... Вот так.

Малыш слушал, как заворожённый, а по окончании рассказа, спросил:

— Значит, это дерево-воин?

— Пожалуй.

— Ух ты...

Он провёл ладошкой по шершавой поверхности.

— Тогда его нужно похоронить, как воина!

— Непременно. Похоронишь и прочтёшь над ним молитву, но сначала позволь ему потрудиться. Напоследок.

— Но вы же сказали, оно не годится для...

— Для мира? Нет. Но я собираюсь предложить ему как раз сражение, а не покой. И думаю, оно не будет против.

Васильковые глаза моргнули:

— Правда?

— Правда. Твой папа выпилит нужную мне часть, а всё остальное пойдёт на погребальный костёр. Согласен?

Мальчуган с серьёзным видом обдумал моё предложение и торжественно кивнул, а я поднялся и подошёл к верстаку, только там обнаружив, что мастер тоже слушал мою сказку: в светло-синих, чуть тусклее, чем у Тамми, глазах, был заметён почти детский восторг.

И первый же вопрос касался услышанного:

— Вы плотничаете сами?

— О, нет. Разве что, иногда правлю расшатавшуюся мебель. У меня нет достаточного таланта. Просто мой отец любил повозиться с деревом, а я часто смотрел, как он работает... Вот и насмотрелся.

Мастер качнул головой:

— И про крень он вам рассказывал?

— Немного он, немного книги... Большую часть я всё равно придумал сам, чтобы развлечь вашего сына.

Светлые брови недоверчиво сдвинулись:

— Придумали ли? А мне так кажется, дерево вам само всё рассказало. И с превеликим удовольствием, потому что по вам сразу видно: человек хороший, с пониманием.

— Для дерева, может, и хороший... Ох, совсем вы меня с толку сбили! Сможете распилить?

Мастер повертел заготовку в руках.

— Смотря, как.

— Мне нужен брусок с сечением в ноготь большого пальца, не крупнее. Причём, ровнёхонько вот по этому годовому кольцу. Справитесь?

— Почему не справиться? Справлюсь. Только у пилы полотно придётся несколько раз поменять, да потом точить...

— Я оплачу все расходы.

— Ладно, что не спилим, то сострогаем, — решил мастер. — Шлифовать сильно?

— Не слишком. Потом его нужно будет распилить на кубики.

— Кубики?

— Да, по размеру игральных костей: хочу приятелю подарок сделать.

Он удивился:

— Так чего не выбрали дерево понаряднее да получше?

— Ничего, мой подарок всё равно запомнится. И ещё как!

* * *

На встречу парень опоздал. Не скажу, что и я пришёл вовремя: мне ведь нужно было ещё вырезать и раскрасить картинки на гранях кубиков, да самому познакомиться с характером новорождённых костей, но мой вчерашний противник и вовсе не торопился. Две тилы эля и миска тушёных овощей с колбасками благополучно закончили существование в моём желудке прежде, чем порог переступило бледное и хмурое утреннее видение. Наверное, не поверил мне, а зря: если предлагаю помощь, никогда от своих слов не отказываюсь. Даже если помощь не хотят принимать. Особенно, если не хотят: я ж старался, время тратил и силы, значит, надо всучить. Хоть по доброй воле, хоть против неё.

Моё присутствие в назначенном месте в назначенное время парня на подвиги не вдохновило: за стол он плюхнулся всё с тем же унынием на лице. Странно... Вроде бы, утром при расставании воодушевление начинало проклёвываться. А, ладно! Мне-то что?

Приветствую:

— Доброго дня!

— Уже пристойнее желать доброго вечера, — скривился он.

— Ну, добрый вечер будет или злой, нам неизвестно, да и не очень-то он нас будет слушать... А вот день выдался на славу.

Парень покосился на опустошённую мной кружку и сделал понятный для себя вывод:

— Напился, вот и день славным кажется.

— Положим, для того, чтобы напиться, этого сосуда будет недостаточно, — возразил я. — Но решение твоих проблем и моя трезвость не имеют друг с другом ничего общего. Вот, держи.

Он посмотрел на выстроившиеся по столу пять кубиков, потом перевёл взгляд на меня.

— Это и есть те самые кости, что...

— Помогут тебе выиграть. Да.