Спасителей не выбирают - Дарья Кузнецова Страница 37

— На волах, — коротко пояснила Брусника. — А что такое лошади?

— Это такие животные, на которых можно ездить верхом. Существенно упрощают жизнь, — пояснил Хаггар, благоразумно не заикаясь про самоходные машины и летательные аппараты. Если местные до такого и дойдут, то точно не в ближайшие сто лет.

— Ну, если двигаться налегке, можно добраться быстрее, — заметила шаманка.

— Насколько? — насмешливо осведомился Хар.

— Дня за три. — Женщина пожала плечами, поймала полный недоумения и недоверия взгляд мужчины и спросила: — А что, надо быстрее?

— И как мы преодолеем это расстояние за три дня?

— Попросим Лес, — вновь пожав плечами, ответила она и пояснила, потому что собеседник продолжал смотреть недоверчиво: — Можно договориться с кем-то из диких животных и пройти тайными тропами.

— Договориться? Какими еще тропами?!

— Ну, попросить кого-нибудь крупного и сильного нас отнести. — Брусника почему-то смутилась под пристальным взглядом. — Как я попросила перенести тебя к Красному Панцирю. А тропы… тайные. Лес открывает пути шаманам, и тот путь, на который простые люди тратят много времени, у шамана займет гораздо меньше. Но ими редко пользуются, зачем? Всем родом по ним пройти не получится.

— Уговорила, — со смешком сообщил Хаггар. — Значит, точно решено, пойдем искать пропажу. Упустить возможность посмотреть на эти твои тропы я точно не могу! Да, к слову о шаманских талантах. Скажи, вы делаете какие-нибудь амулеты? Такие, что с гарантией работают?

— Конечно, — с удивлением сказала женщина. — А тебе нужен амулет? Какой?

— Любой, — отмахнулся чужак. — Мне просто как образец. Да, еще кое-что уточню. Работают эти амулеты примерно как силы шамана? То есть заменяют его постоянное присутствие?

— Ну да.

— Отлично, тогда давай, — явно обрадовался он, и Руся отвлеклась от стряпни, чтобы порыться в вещах.

— А что ты хочешь с ним сделать?

— Хочу понять, как он работает, — пояснил Хар, со скептическим выражением лица принимая от женщины подвеску — небольшой, оплетенный кожаным шнурком голыш. — Разберусь с этим — надо надеяться, пойму, как можно защищаться от воздействия вашей силы.

— Но как ты можешь разобраться, если ты совсем ничего не чувствуешь? — Брусника недоверчиво нахмурилась.

— Но думать-то это не мешает, — со смешком ответил он.

Остаток дня прошел спокойно, можно сказать, умиротворенно. Хаггар сосредоточенно слушал амулет — то есть сидел почти неподвижно, зажав камень в руке и закрыв глаза, и на внешние раздражители не реагировал. Впрочем, Руся, чтобы в самом деле не раздражать мужчину и не отвлекать, выбралась на свежий воздух и продолжала возиться с сапогами. Вернулась она только тогда, когда начало темнеть. Улеглись поздно — Хар для своего занятия в свете не нуждался, а Бруснике хватало лучины, — и уснули далеко не сразу, поэтому утро началось достаточно поздно, причем шаманка проснулась первой.

Некоторое время она разглядывала лицо чужака, раздумывая, стоит ли попробовать разбудить его так, как он будил ее, но в конце концов отказалась от этой мысли. Мужчина не выглядел отдохнувшим, и женщина решила, что спокойный сон принесет ему гораздо больше пользы, а она пока закончит с сапогами и приготовит еду.

На запах этой самой еды он и выбрался из-под одеяла. Заспанный, взъерошенный, хмурый; при виде помятой физиономии своей находки Брусника почему-то не удержалась от улыбки.

— Ты выглядишь усталым. Что случилось? — участливо поинтересовалась она.

— Чары тяжело даются, — поморщившись, ответил он. — Кажется, еще не до конца оклемался.

— Но хотя бы успешно?

— Переменно, — вновь поморщился он. — Да ладно, в таких вещах быстрый результат получается очень редко и, как правило, случайно.

Завтракали в молчании, а после этого Руся, почему-то чувствуя неловкость, подсела к мужчине.

— Примерь, пожалуйста, — протянула ему сапоги она. — Мне кажется, должно быть впору.

Хар кивнул. Надолго примерка не затянулась, и шаманка под конец позволила себе облегченный вздох: с размером она угадала. Почему-то приставать к мужчине с примерками в процессе работы она стеснялась.

— Вроде бы хорошо, — проговорил он наконец, усаживаясь обратно. — Спасибо! А откуда они вообще взялись?

— Ну, это те же самые, — смущенно опустив глаза, призналась Руся. — Я просто их немного переделала. Конечно, получилось не очень ровно, но лучше, чем ничего. Без сапог неудобно, особенно в дороге, а ты, по-моему, не привык ходить босиком.

Хаггар недоверчиво уставился на мнущуюся и отводящую глаза женщину. Он никак не мог понять — почему? Ну, сапоги. Сущая ерунда, если разобраться. Особенно в сравнении с тем, что эта женщина месяц его выхаживала и вытащила с того света, так что он в любом случае обязан ей по гроб жизни.

Но сапоги казались важнее.

Переделала. Руками. Просто так. Не потому, что этого требовал долг, какие-то моральные установки, корыстные цели или желание что-то получить в ответ. Просто потому, что ему неудобно. Не опасно, не угрожает жизни, терпимо, но — неудобно. Ему.

— Тебе не нравится? — наконец нарушила повисшую неловкую тишину Руся, по-прежнему не решаясь на него посмотреть. — Просто я не очень хорошо умею…

— Нравится, — оборвал ее наконец-то отмерший маг, встряхнувшись, и добавил не вполне уверенно: — Очень. Спасибо.

Хаггар Верас никогда не был сентиментальным или особенно чувствительным человеком, он редко проявлял теплые чувства и редко их испытывал. Да и откуда бы взяться иному в наследнике древнего рода, которого с младенчества готовили к этой роли? Мать он видел гораздо реже, чем воспитателей и гувернеров, для которых юный владетель являлся работой, отца интересовали успехи в учебе и хорошее поведение, и только. Умный мальчик очень быстро понял, что и как нужно делать, чтобы заслужить благосклонность отца, похвалу или награду, и таких понятий, как «доброта» или «щедрость», в списке обязательных к освоению наук не значилось. Да он, впрочем, сам был не слишком-то склонен к подобным проявлением и даже в самом раннем возрасте не относился к числу детей, готовых часами сидеть у кого-то на коленках. Его гораздо больше интересовал окружающий мир.

Но при этом Хар отличался еще и наблюдательностью, и умением делать выводы, поэтому он ни в коей мере не предполагал, что подобные отношения — единственно возможный сценарий, а все остальное — ложь и игра на публику. Он умел смотреть по сторонам и, главное, видеть. Знал, как выглядят проявления чувств, которых сам никогда не питал. Он даже не испытывал пренебрежения к тем, кто оказывался подвержен чуждым ему самому страстям. Каждому свое, а чувства в его представлении лежали отдельно от личных качеств, достойных или недостойных уважения.

Он также умел быть благодарным. Обычно за хорошо сделанную работу, реже за оказанную услугу, по-дружески бескорыстную или с прицелом на ответную помощь, не важно. Проще всего и нагляднее ему казалось отблагодарить деньгами или пресловутой услугой. Все логично, ты — мне, я — тебе.