Конец пути - Александр Прозоров Страница 37

— Ладно, куда деваться, — пожал плечами Середин, запустил руки в котел и принялся плескать воду себе на плечи, грудь, на волосы. Затем прямо из ковша ливанул на голову щелок, запустил в волосы пальцы, принялся хорошенько его размыливать. Получалось плохо, но выбирать было не из чего.

— Ромашки зря не добавили, — отметил он. — Не так часто я моюсь последнее время, а волосам полезно.

Ведун полил немного воды на голову, смывая грязь, снова взял щелока, помылся еще раз.

— И на мочалке сардар все же сэкономил. Урсула, хоть ноготками, что ли, спину мне пошкурь. А то как бы грязь от воды не слежалась.

Девушка не отозвалась, но Середин ощутил, как по коже щекотно заскребли острые коготки.

— Ой, хорошо как. Пожалуй, лучше мочала будет. Давай еще…

Все бы хорошо — но не было того жара, который выбивал через поры пот, вычищая кожу от грязи, тело от болезни, а душу от усталости. Так, ополоснуться — и все… Что он и сделал, поплескав на себя тепленькой водички.

— Мой господин… А ты мне спину поскребешь?

— Давай, куда деваться, раз в руки гаремные не отпустил, — усмехнулся Олег.

— Угу.

Урсула плеснула себе на спину щелока, повернулась к нему спиной, оперлась на край котла, наклонилась вперед, ожидая прикосновения. Ведун пару раз провел руками ей по спине. Прошедшие в непрерывном движении последние недели начисто съели жирок, накопленный рабыней за время отдыха во дворце Аркаима, однако угловатой и сухонькой она снова не стала.

Смуглая, несмотря на холодное время и теплые одеяния, кожа с белесым пушком вдоль хребта, частой стежкой проступают позвонки. Четкий силуэт, сжимающийся от нижних ребер к талии и тут же расходящийся к широким бедрам. Сдвоенные бугорки, похожие на сжатые корсетом груди, слегка расставленные ноги…

Он ощутил, как набирающая силу плоть пытается вытеснить сознание куда-то в сторону и подмять под себя волю. Ладони, словно сами собой, скользнули со спины на талию и дальше, вперед и вниз, тело чуть качнулось… Но тут Олег заметил брошенный через плечо ожидающе-насмешливый ехидный взгляд, сдернул с себя наваждение и, отступив, звонко шлепнул невольницу пониже спины:

— Холодно тут для баловства. Потом. В другом месте. — Он резко выдохнул, подхватил пояс и полез из помывочной наверх.

Ну какова девчонка! Что творит… А он каких-то Раджафов или Аркаимов опасается. Урсулы — во кого бояться нужно! Все женщины — ведьмы от природы. Что хотят, то с мужиками и вытворяют.

Наверху на составленных скамьях лежали вышитые полотняные полотенца, стопки чистой одежды, поднос с покрытыми румяной корочкой печеными голубями, несколько вяленых щук, разложенных раскрытой спинкой вверх, стояла миска с огурцами и рыжиками, кувшин с густой белой пеной под самое горлышко.

— Молодец, Ахтой Бао, — удовлетворенно хмыкнул Олег. — Молодец. Считай, обиды у меня больше нет.

Он припал к кувшину, жадно глотая прохладный хмельной напиток, потом разломал голубя, в котором и еды-то — только слоеная грудка из перемежающихся мясных и жирных полосок. Однако, прикончив двух птичек, ведун почувствовал себя вполне сытым, еще раз хорошенько приложился к пиву, после чего начал неторопливо разбирать на кусочки щедро посоленную рыбу.

В комнату поднялась девушка, принялась вытираться, как бы случайно поворачиваясь к нему то одним, то другим боком. С минуту Олег пытался не отвлекаться от щуки, потом предупредил:

— Еще один такой поворот, и ты останешься без ужина.

— А я не голодна, — довольно захихикала невольница. Она улеглась рядом на спину, положив голову ему на колени и глядя в глаза. — Как я счастлива, господин. Боги все же вознаградили меня за детские страдания, отдав в твои руки. У тебя такие руки, господин… Они могут быть и сильными, и нежными, они мозолистые, но глаже бархата, они стремительные, но такие ласковые…

— Они еще и соленые, — добавил Олег, перекидывая в рот еще кусочек рыбы.

— Я согласна на все, господин. Пусть и соленые. Все равно они лучшие в мире.

Олег потянулся к подносу за пивом, но как-то получилось, что вместо этого он коснулся губами ее губ, а Урсула требовательно захлестнула руки у него на шее, словно была не рабыней, а хозяйкой. Пива расхотелось. Захотелось стиснуть в ладони ее грудь, ощутить мягкость ее талии, выемку между бедрами, прижать к себе.

— Воистину… — пробормотал он.

— Что? — не поняла девушка.

— Это знак согласия, Урсула. Но более длинный и размеренный, нежели слово «да». Его невозможно просто выдохнуть. Его нужно произносить долго и при полной уверенности в желании.

— Каком?

— Отнести тебя на руках в постель. Но, понимаешь, с этими дурацкими люками в постель придется кидать, причем с большой высоты. Поэтому давай просто спустимся туда и обсудим все подробнее.

— Как прикажешь, господин, — скатилась со скамьи девушка.

Урсула отошла к открытому угловому люку и как-то ловко и стремительно скользнула вниз.

— Можно подумать, это она выполняет мое желание, а не я — ее, — покачал головой ведун, но все равно спустился следом.

Перина походила на омут — на ней невозможно было лежать, в нее проваливался сразу на полметра в глубину. Олег, не ожидавший такого подвоха от обычной постели, попробовал присесть, повернуться — но как только он оказался на спине, ловкая невольница оседлала его, вцепилась руками в запястья, принялась жадно целовать грудь, шею, лицо. Потом резко выпрямилась, качнула бедрами, прикусив губу — ведун вдруг ощутил, что он уже внутри, и при этом с его плотью играют, словно рукой. Он дернулся, пытаясь понять, что происходит — но плоть намекнула, что он совершает глупость, и Олег расслабился, отдаваясь сладким ощущениям, позволяя то овладевать собою до конца, то останавливаться, отодвигая миг столь желанного взрыва. Урсула, на удивление ловко владея собой в волнах перины, то опускалась рядом, то поворачивалась спиной, то целовала ноги, то откидывалась назад, щекотя влажными волосами шею и грудь, то опять поворачивалась лицом — и все это время ни на миг не выпускала его из-под контроля.

Поначалу ведун еще пытался как-то овладеть ситуацией, сделать все по-своему, но для этого требовалось проявить волю, а как раз ее-то и украла своею мягкостью и лаской юная рабыня. Оставалось только смириться и плыть по волнам наслаждения, довериться ей и надеяться, что эта река не закончится никогда.

А потом была волна жара, едва не скрутившая тело жестокой судорогой — но судорогой, вызывающей не боль, а наслаждение. И Олег, почти не шелохнувшийся за все это время, понял, что выпит до дна, высушен, опустошен до самого дна, не способен шелохнуть ни рукой, ни даже губами.

Урсула вытянулась во весь рост, прижалась рядом, то ли согревая его, то ли впитывая в себя то немногое, что еще осталось в теле счастливой жертвы:

— Я тебе не нравлюсь, господин?