Эльфийская кровь. Книга 3. Пророчество Двух Лун - Владимир Ленский Страница 37

Джехан молча вышел из комнаты. Уида уставилась на Эмери вопросительно, но он только махнул ей рукой, чтобы не задавала сейчас никаких вопросов.

Вернулся Джехан с кувшином вина и кружками, надетыми на пальцы.

– Простите, это моя вина, – улыбнулся он. – Я должен был сразу предложить вам какое-нибудь угощение. У меня совершенно необжитой дом.

– Это потому, что вы забились в щель, как клоп, – сказала Уида. – Так нельзя. Занялись бы чем-нибудь полезным, глядишь, и душа перестала бы морщиться, точно старый носовой платок.

– Полезным? – Джехан искоса глядел на нее.

Уида отобрала у него кувшин, по-хозяйски налила в кружку и сунула в руки Эмери.

– Ну да, полезным, – повторила она. – Например, псовой охотой. Вы почему свору собак не держите? А еще мелкопоместный. Да все мелкопоместные, сколько я их знаю, непременно занимаются собаками!

– Учту. – Джехан чуть наклонил голову.

– Вот и учтите. – Уида помахала пальцем, как бы наставляя его. – Хотите, я вам из столицы выпишу? У меня большие связи.

Эмери заговорил:

– Простите. Я глупо себя повел. Я должен был сразу сказать, что догадываюсь…

Он дернул углом рта и жадно отпил из кружки.

– О чем? – Джехан непонимающе поднял брови. – О чем вы догадывались?

– О том, кто вы такой. Брат хозяйки, говорите? Когда он приезжал, все в доме шло вверх дном? М-да… Сдается мне, знаю я этого человека. И эту семью я тоже знаю. Хромой, болезненный первенец и бастард, оставленный в семье «про запас»…

– Звучит цинично, но в этом имелся определенный резон.

– Разумеется, резон имелся! – Эмери чуть приподнялся в кресле. – И какой резон! С ума можно сойти… Однако рассказывайте дальше. Значит, мой отец избил ее. Я так и думал. Адобекк не стал бы убивать человека без достаточных на то оснований. Моего отца ведь убил Адобекк, не так ли? Я это лет с пятнадцати уже подозреваю.

Он глянул на Джехана исподлобья. Теперь бледен был Джехан. Пустая кружка покачивалась у него на пальце, потом соскользнула на пол и, как бы не спеша, развалилась на несколько глиняных кусков.

– Чему вы удивляетесь? – осведомился Эмери, вздернув верхнюю губу. – Да, хроменький первенец – это я. Не помер, хотя все этого боялись. Кстати, ваш Ренье теперь тоже хромает. Упал с лошади, когда ему было четырнадцать, и повредил ногу.

– Ренье, – повторил Джехан. – Так его назвали? Ренье.

– А вы и этого не знали? – поразился Эмери. – Здорово же вы спрятались от людей.

– А что мне оставалось? – Джехан наклонился, подобрал осколки кружки, посмотрел на них, снова бросил на пол. – После того как законный супруг Оггуль «случайно» упал в пропасть, когда отправился в горы по какой-то деловой надобности, я жил в постоянном страхе. Господин Адобекк не слишком церемонится с людьми, которых считает нужным убрать.

– Вы переоцениваете нашего дядю, – возразил Эмери. – Убить какого-нибудь засранца – тут его рука не дрогнет, но ведь вы-то не… – Он вдруг засмеялся и закончил фразу: – Вы не засранец. Простите за такие слова. Я сам себя загнал в ловушку и не нахожу другого выхода из ситуации: пришлось называть вещи своими именами.

– Я знаю, кто я такой, – сказал Джехан. – Я забыл свое место. Вот отчего случились все беды. Она умерла вскоре после рождения второго ребенка. Я даже не знал, кто у нее родился.

– Неужели слухи о семействе господина Адобекка до вас не доходили? – спросил Эмери. – Не могу поверить в то, что вы не пытались разузнать хоть что-нибудь о своем сыне.

Джехан сказал:

– Разумеется, кое-что я выведал. Но задавать вопросы напрямую не решался. Чтобы не очернить память Оггуль. А я мог случайно сказать что-нибудь не то не тому человеку. Последнее, что я узнал, – господин Адобекк представил ко двору своего внучатого племянника. Одного. Весьма многообещающий юноша. Об этом рассказывал в харчевне, откуда мы только что сбежали, какой-то проезжий господин. Он похвалялся, что только что едет из столицы и знает все новости… Странно было слушать об этом. Кто этот единственный племянник Адобекка? Вдруг тот, законный, ребенок умер, как и опасались, и юноша, которого представили ко двору, – мой сын? Но способа проверить у меня не было.

– Ко двору был представлен Ренье, – сказал Эмери. – Ваш Ренье. Королева приняла его весьма милостиво. Не без протекции Адобекка, разумеется, но, полагаю, сейчас он уже обзавелся собственной репутацией.

– Какой он? – спросил Джехан неловко.

– Похож на меня. – Эмери обвел свое лицо пальцем по контуру. – Только красивый. Что-то не поддающееся определению. Что-то, чего у меня нет, а у него в изобилии.

– Понятно, – сказал Джехан.

Эмери видел, что Джехан хочет спросить кое-что еще, но не решается. Молодой человек догадывался о чем. Нет уж, на этот вопрос Эмери отвечать не станет. Если когда-нибудь Джехан увидит братьев вместе, он сам поймет: никогда между ними не существовало ни зависти, ни соперничества. То обстоятельство, что на протяжении двух десятков лет их двоих выдавали за одного человека, только сблизило их.

Но Джехан с чуткостью, которая была воспитана в нем привычкой улавливать господское настроение и которая так и не была забыта за годы самостоятельного житья в собственном доме, ни о чем больше не спросил.

Весь день они втроем разговаривали о разных интересных вещах. О конских ярмарках, о псовой охоте, о музыке, о короле Гионе, о праздниках в столице, о глупых традициях студентов из Академии Коммарши.

Утром следующего дня молодые люди уехали. Джехан остался один. Он долго слушал тишину, воцарившуюся в доме, и ощущал усталость, которая навалилась на него после этого бесконечного визита. Что-то неуловимо изменилось в доме и в нем самом, и он в точности знал, что послужило тому причиной. Не воспоминания об Оггуль, не встреча с единоутробным братом Ренье и даже не мысль об Адобекке с его развеселой улыбкой – об Адобекке, который не задумываясь решил судьбу трех человек: одного убил, другого запрятал в глуши, а третьего объявил несуществующим… Нет, все дело в эльфийке. Это она перебудоражила весь дом, разворошила мысли Джехана, поселила в его душу крохотное желаньице: действительно выполнить обещание, данное при расставании Эмери, и приехать в столицу на ежегодный праздник.

* * *

Господин Адобекк глазам своим не поверил, когда перед ним предстали Эмери и Уида – уставшие, в одежде, забрызганной дорожной грязью, верхом на чужих, плохоньких лошадях.

– Немедленно уведите эту скотину в конюшни! – завопил он, высовываясь из окна пятого этажа. – Городские власти запрещают держать животных в центре города! А таких животных я бы вообще запретил держать где бы то ни было. Их вид оскорбителен.

– Дядя! – жалобно сказал Эмери. – Позвольте нам хотя бы войти в дом. Пусть лошадьми займется Фоллон.