Меченые Проклятием - Дэйв Дункан Страница 37

— Я знаю, она не такая, — осторожно заметила Гвин. — Благословения Муоль бывают обоюдоострыми.

— Ах да! — Анейм помолчала, а затем слабо усмехнулась: — А уж Джооль, так вдвойне! Когда ты приобщишься к семейным сплетням, Гвин-садж, то узнаешь кое-какие черные тайны, которые выплыли наружу, когда по пути в город мы встретили джоолгратку.

— О? — только и выговорила Гвин от неожиданности.

— Что «о!», то «о!». В Далинге мужья бьют своих жен?

Гвин решила, что пора переменить тему.

В свой час кавалькада свернула с большой дороги на проселок, петляющий по лесу и такой узкий, что рядом могли ехать только два всадника. Напряжение спало, так как это был окольный путь, которым редко пользовались, и никто не мог предвидеть, что Тарны выберут его. Конечно, враги могли их нагнать, но не поджидать в засаде. Булрион отправил Хаймиона с женщинами в передние ряды, а сам с мужчинами поехал сзади.

И Гвин все еще не выпало случая поговорить с ним так, чтобы их не слышали посторонние уши. Хуже того: в паре с ней оказался Возион — наверное, нарочно постарался, решила она. Вскоре она убедилась, что пастырь считает своим правом задавать очень нескромные вопросы. Возможно, у пастырей было такое право, но у нее возникло ощущение, что он сует свой чрезвычайно длинный нос в то, что касается только ее.

— Не понимаю тебя, Гвин-садж! В Далинге ты богатая дама, ведь так? Тебе принадлежала доходная гостиница, у тебя были слуги, почетное положение. Да, конечно, мой отец — наш признанный вождь, но это не делает его королем. Ты ждешь, что в долине с тобой будут обходиться как с королевой?

— Разумеется, нет.

— Ты понимаешь, что другие женщины ждут, что ты будешь работать, как они? С зари и до часа отхода ко сну вся твоя жизнь будет уборкой, стиркой, уходом за детьми и скотиной, помощью в полях и...

— Я не боюсь тяжелой работы.

— Руки у тебя мягкие, щеки гладкие. Летнее солнце и зимние...

— Надеюсь, когда надо будет давить виноград, мне не придется снимать мои дорогие городские туфельки?

Он нахмурился на ее сарказм, но и не подумал замолчать. Мерзкий калека-недомерок! Если уж не хочет отрастить бороды, так хоть брился бы почаще!

— Сколько тебе лет, Гвин?

— Называй меня попросту мачехой. Мне двадцать три.

— Джукиону двадцать четыре.

Ей предстояло быстро запомнить огромное множество имен и лиц, но уж Джукиона она помнит хорошо — дюжего великана, который уложил Коло Гуршита.

— То есть у меня будет внук старше, чем я, ты это хочешь сказать? — Гвин засмеялась. — Ну и что?

— У тебя будет больше семидесяти внуков, и семеро из них уже женаты. У тебя будет больше десяти правнуков, и число их будет все время пополняться. Плодоносность моего отца стала легендой. Если он сохранил хотя бы малую ее часть, ты очень скоро понесешь.

— Меня радует такая надежда! Я люблю детей. И считала, что быть матерью — великое счастье. Я все еще тоскую по Карну и Наину. Их мне никто не заменит, но я хочу иметь еще детей и вырастить их на здоровом деревенском воздухе. Не тревожься за меня, пастырь, я взрослая женщина и знаю, что делаю. — Она не собиралась сознаваться, что следует совету бестелесных голосов.

— Если твоя цель дети, Гвин-садж...

— Женщины без мужей обычно умирают от голода, пастырь. А с мужьями обычно рожают детей... или ваше зарданское наследие включает способ, как избегать плодов любви?

— Конечно, нет. Но в таком случае стоит ли выбирать мужа, которому шестьдесят? Тарнская Долина может предложить тебе более надежный выбор, как и Далинг.

— Ты стараешься меня оскорбить!

— Я блюду твои интересы. А, кроме того, я очень люблю отца и не хочу видеть, как он страдает.

— Если ты намекаешь...

— Вовсе нет! — Каким бы мерзко-навязчивым ни был Возион, в быстроте ума ему никто бы не отказал. — Я не ставлю под сомнение ни твою добродетель, ни твои благие намерения. Мои опасения касаются моего отца, а не тебя.

— Тогда к чему весь этот разговор? Почему не расспросить его?

Но пастырь не отступил.

— Потому что, боюсь, он тщится вернуть давно утраченную юность и обрекает на горькое разочарование и себя и тебя.

Вне себя от гнева, Гвин не смогла сдержаться:

— Если ты намекаешь, что он уже не мужчина в постели со мной, Возион-садж, то позволь успокоить тебя: он успел доказать нам обоим, что этого мы можем не опасаться.

Коротышка вздрогнул так сильно, что его лошадь прижала уши в тревоге. Гвин смутила его, но не настолько, чтобы он оборвал свой допрос.

— Зрелые женщины, — сердито отрезал он, — не отказываются от богатства и почетного положения из-за минутного каприза, как поступила ты. И это не вспышка плотской страсти, потому что он стар и не может вызвать ее. Будь честна со мной, Гвин, прошу тебя. И, что важнее, будь честна с собой. Объясни мне, почему ты предпочла тяжкий труд и свиное пойло жизни в богатстве и неге?

Некоторое время она ехала молча. Если он поставил вопрос так, найти логичный ответ было затруднительно. Бесспорно, сумма, вырученная от продажи гостиницы, позволила бы ей жить в Далинге и дальше, жить в довольстве и безделии, если бы она этого хотела. Но почему она должна была этого хотеть? Она не могла описать словами ощущение сброшенных оков, предвкушение нежданного будущего, преисполнявшие ее. Муж, дети, имущество — все было у нее отнято, но она обрела свободу. Способен ли деревенский пастырь понять это?

Способен ли человек, выросший в такой семье, как Тарны, постигнуть холод одиночества, понять, что значит не иметь никого, кто хоть что-то для тебя значит? Поймет ли он, что подобная жизнь лишена какого бы то ни было смысла? Ей надо подогнать свои чувства под понятия ее собеседника.

— В детстве, — сказала она, — я читала волшебные сказки о далеких землях, где девочки, вырастая, становились королевами. И я хотела стать королевой или императрицей — думаю, из меня получился бы настоящий кровожадный тиран, осуществись мои честолюбивые помыслы. Позднее я узнала, что в Куолии женщины править не могут. Я открыла, что мне не дано быть ни королевой, ни воином, ни еще кем-то, кем быть интересно. Теперь я убедилась, что мне даже не дозволено управлять гостиницей. Остаются только дети. Брак с поистине замечательным человеком — это вызов стать ему достойной женой. Ну, и конечно, матерью. Быть может, скромные желания, но способные даровать удовлетворение жизнью.

Возион кивнул, будто ее слова произвели на него впечатление. Еще бы!

— Я достаточно настрадалась, — добавила она. — И, надеюсь, Судьбы теперь перестанут играть со мной. Да будет это моим жребием!

— Не говори о жребии всуе!

— О чем ты?

— Жребий дарует Поуль, подательница и жизни и смерти. Меня пугают знамения — Джооль в Доме Ведомых, а Муоль в Доме Зрелых, то есть обе в противостоянии к, ней. Ивиль в Печали, Огоуль в Созидании.