Дело № 36.4. Хрупкие кости - Милана Шторм Страница 37

— Я не знала, как это сообщить. Была идея отправить тебе анонимную записку, но у меня нет ни гроша, чтобы заплатить посыльному. Прости.

Капитан налил себе еще виски.

— Я могу открыть тебе счет.

— Не надо, — она покачала головой. — Я и так тебе везде должна. Но… я все отдам.

— Кира…

— Я отдам! — она повысила голос. — Только… дай мне еще. Немного. Я обещала директору приюта перечислить к зиме определенную сумму, они очень на нее рассчитывают, а… жалования мне ждать еще долго, я ведь не работаю пока…

— Все, что угодно, — Капитан подался вперед, едва сдерживаясь, чтобы не схватить ее за руку. — Пусть по меркам верхушки я не так уж и богат, сбережений у меня достаточно.

— Только ты не подумай, что я давлю на жалость, хорошо? — она вновь захватила его в плен своих глаз. — Я все тебе отдам. Подачки мне не нужны. Но дети не должны страдать. Они растут. И зимние вещи становятся маловаты. Понимаешь?

— Понимаю, — Капитан закрыл глаза, надеясь, что на его лице не читается благоговение перед кристально-чистым сердцем этой женщины.

— Я все тебе отдам, — с нажимом повторила она.

— Хорошо. Отдашь. Как сможешь.

— И… если я тебе мешаю здесь, ты говори. Я постараюсь быть, как модно незаметнее. Если бы не наша легенда, я бы у Джека лучше поселилась, а так…

— Не говори глупостей, — прервал он, все еще не открывая глаз. Опустив голову, он просто вдыхал ее аромат. А еще запах виски и вишневого табака.

— Я… рада, что вы смогли через это переступить. Он же лишил тебя глаза на той войне.

— А я почти его убил, — напомнил Капитан.

Снова разлилось молчание. Долгое. Почти бесконечное. Окрашенное горечью, надеждой и отчаянием.

— Мне очень жаль, — прошептал Капитан спустя вечность. — Это ты должна меня простить.

— За что? — в голосе Киры послышалось неподдельное удивление, и Капитан открыл глаза.

— Я должен был тебя защитить. Одна только связь со мной должна была тебя защитить. И в итоге ты пострадала. Два раза. Слишком самонадеянно было с моей стороны думать, что тебя не тронут…

— Ты… не виноват. Сегодня я потеряла осторожность, и ты здесь ни при чем!

— Как же ты сейчас нас всех боишься и ненавидишь, — продолжил Капитан.

— Кого?

— Мужчин.

Кира на миг застыла. А потом горько улыбнулась и ответила:

— Не всех.

— Ну да. Джек твой старый друг, а Томас… он — Тварь. И он верен убеждению, что человеку и Твари вместе не быть. Именно поэтому он для тебя не опасен.

— Тебя я тоже не боюсь, — Кира снова схватилась за мундштук.

Капитан усмехнулся. Ему хотелось сказать: «А зря». А еще хотелось схватить ее в охапку, прижаться губами к ее губам и никогда не отпускать. А еще хотелось сделать все, чтобы из ее глаз ушла вся боль.

Сделать все, чтобы она была счастлива.

Все, чтобы она не боялась жить.

Не боялась впустить в себя нечто большее, чем простая дружба.

Но вместо этого он допил свой виски и поднялся на ноги.

— Я попробую вплести твою историю про Сэйва так, чтобы никто не понял, откуда взялась информация. И дам тебе деньги для приюта. Спокойной ночи, Кира.

Она подняла на него взгляд и улыбнулась.

— Спасибо за разговор, Капитан, — прошептала она. — Спокойной ночи.

Он ушел, оставив ее наедине с почти пустой бутылкой виски. Он почему-то знал, что она ее допьет, и только потом отправится к себе.

Заснул мгновенно. И ему снились пауки. Они ткали свою паутину, прокладывали ее между домов, словно канаты, а небо превращалось алое марево грозы.

Вот только гроз поздней осенью не бывает.

Как и красного, словно свежая кровь, неба.

Это Капитан знал точно.

Даже во сне.

Мэри

День проходит, как в тумане. Впрочем, все дни Мэри стали туманом слепой тьмы. Марево эмоций, разноцветное, струящееся словно вуаль органзы, раскрашивает тьму, но рядом с рисующей не всегда кто-то есть.

И сегодня день абсолютно черный.

Мэри уже привыкла к слепоте. Она легко сама разводит огонь в жаровне, варит кофе и даже пытается приготовить похлебку из остатков муки и капусты. Обострившееся обоняние помогает ей определить степень свежести продуктов.

Потом она перестилает постель, наощупь сметает пыль и даже моет полы. Понятное дело, что в ее положении все эти действия почти бесполезны: грязи осталось достаточно, но Мэри занимается привычными делами, чтобы отвлечься.

В ее душе поселился страх снова услышать плач напуганного ребенка, звон набата или увидеть белое полотно вместо привычной тьмы.

И уверенность, что как бы она ни бежала от неизбежного, все произойдет. Неожиданно. В тот момент, когда она будет ждать этого меньше всего.

Еще бы успеть во всем разобраться. Понять, что именно происходит. Она может менять реальность, или просто подстраивает ее под свои желания и страхи?

Дела заканчиваются, а день все не хочет уходить. Он тянется, липнет к рукам, как приторная карамель. Но ничего сладкого в нем нет.

Не желая смиряться с судьбой, Мэри выходит из дома и идет вдоль по улице. Она старается не слушать. Не чувствовать. Просто гулять, вдыхая свежий воздух, пахнущий приближающейся зимой.

Зачем она варила ту похлебку, раз не прикоснулась к еде? Только пила кофе. И снова пила кофе…

Долго так жить она не сможет. Она или разберется во всем, или сойдет с ума.

А слепая сумасшедшая уж точно не нужна Призрачным Теням.

И Джеку.

Именно мысли о Джеке придают ей сил бороться с подступающей меланхолией. Интересно, где он сейчас?

Неожиданная мысль буквально сбивает Рисующую с ног. Она ведь рисует будущее. А в прошлый раз, когда ее накрыло, она заставила Томаса переместиться сквозь пространство за один миг. А что если это не все?

Если это совместить?

Что если она способна «видеть» в своей голове нечто большее?

Что если Томас прав, и полукровки на самом деле не слабее, а наоборот, в несколько раз сильнее простых Тварей?

Что если она, Мэри, на самом деле ярче всех Теней вместе взятых, и это при том, что Томас — шакал, Марла — кошка, Ника — золотая птица, Джек — сфинкс, а Капитан и Кира — одни из самых сильных людей Рурка?

Что если ей не нужно бежать от нового аспекта, а просто… что просто?

Что ей нужно сделать, чтобы реальность снова ей подчинилась? Что ей нужно сделать, чтобы дар… новое течение дара, стало управляемо? Просто захотеть? Ведь рисует она именно так: настраиваясь, желая видеть символы грядущего. И неважно, что ей снится, на рисунке всегда оказывается нечто другое.