Цена Империи - Светлана Уласевич Страница 37

Есть у меня такой обычай — всегда держать свое слово. И сейчас подошел срок сдержать самое главное обещание моей неудавшейся жизни. Клятву, которую я дал четыре года назад и исполнить которую, по всеобщему мнению, не мог никак. Никоим образом, хоть наизнанку вывернись.

Но я сдержал ее. Точнее, она исполняется, начала исполняться сейчас. Я отложил кусунгобу — настоящий японский кусунгобу, сделанный в десятом веке великим Сандзе и отданный мне в качестве платы одним из японских клиентов, — и начал вспоминать то, что предшествовало ритуалу. Немного мешала боль. Но к боли я привык, приспособился и даже сдружился с ней за эти проклятые четыре года, а сейчас нужно терпеть совсем немного… Чуть-чуть. Минут тридцать, ну максимум сорок. Ерунда. Бывало и хуже. Гораздо хуже…

Человек, отомстить которому я поклялся, — молод, силен, красив и удачлив. У него великолепная красавица-жена, двое здоровых и ухоженных детей, мать — заместитель областного прокурора и отец — генеральный директор крупнейшего в нашей области холдинга.

И что этому великому человеку может сделать какой-то калека, на лицо которого без отвращения и взглянуть-то нельзя, к тому же намертво прикованный к инвалидному креслу? Смешно даже думать о подобном, не правда ли? Для меня и из квартиры-то выбраться — подвиг… который я стараюсь совершать как можно реже.

Просто не хочу пугать людей. То, что осталось у меня после аварии вместо лица, неспособно вызвать даже жалость. Только исключительно омерзение. Причем даже у меня самого. Брезгливо-жалостливые гримасы продавщиц и прохожих как-то не поощряют лишний раз его демонстрировать. Некоторое время я даже о маске задумывался, но все же решил, что оно того не стоит. Теперь просто стараюсь как можно реже выходить из дома, благо есть возможность заказывать покупки с доставкой.

Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения. Для расплаты мне осталось совсем немного, ритуал уже готов… Почти готов.

Четыре года. Четыре года я терпел это убожество, что осталось после аварии от моего некогда далеко не самого плохого тела. Четыре года я вспоминал отца и мать, жену, дочурку… Ей было всего шесть месяцев, когда новехонький «Мерседес», выскочив на встречную полосу, со скоростью около двухсот километров врезался в старую «шестерку» моего отца.

Родители, ехавшие на передних сиденьях, погибли мгновенно. Катюша дожила до приезда спасателей и скончалась в машине «скорой помощи». Наша дочка упорно цеплялась за жизнь. Она боролась, яростно сражаясь с засевшими в ее маленьком теле осколками стекла, и сдалась только почти неделю спустя.

Я выжил. С переломанным в трех местах позвоночником, размолотыми почти в труху ногами, тремя дырами в черепе и срезанным стеклянной картечью лицом. Я выжил, потому что мне было для чего жить, и врачи лишь разводили руками, поражаясь вначале тому, что я все еще дышу, а потом — скорости, с которой мой организм восстанавливал то, что еще можно было восстановить после полученных повреждений.

Я выжил, потому что ненавидел. Я видел, как умирала Катя. Я видел, как отчаянно боролась за жизнь моя Настенька. Я видел тени родителей и ощущал присутствие иных, куда более могучих теней. Я мог уйти вслед за ними, и искушение сделать это частенько становилось почти непреодолимым. Но, поддавшись ему, я оставил бы безнаказанным того, по чьей вине и произошла сломавшая мою жизнь авария. И я остался.

Когда проходил суд, я только-только начал «вставать» с кровати. Точнее, конечно, не вставать — ноги пришлось ампутировать более чем по колено, однако, будучи посажен в инвалидное кресло, я к тому времени уже не терял сознания каждые десять — пятнадцать минут.

Тем не менее я настоял на своем присутствии. Впрочем, смысла в этом не было. Записи с камер наблюдения таинственным образом исчезли, большинство свидетелей отказались от дачи показаний, дружно заявив, что ничего не видели и не слышали, а все остальные утверждали, что виноват мой отец, находившийся за рулем и каким-то образом ухитрившийся разогнать нашу старенькую «шестерку» до двухсот километров в час.

Так оно и получилось. Из зала суда эта тварь вышла с гордо поднятой головой и презрительной улыбкой на губах. Меня в бессознательном состоянии выкатили санитары. От ярости разошлись швы и открылось внутреннее кровотечение, остановить которое врачам удалось лишь с большим трудом. Но я все же успел. Успел, глядя в эту лоснящуюся, самодовольную, не несущую на себе ни единой царапинки (у его машины, увы, оказались воистину великолепные системы безопасности) рожу, громко пообещать отомстить. Отомстить в полной мере и с лихвой. Чем и вызвал его презрительную улыбку.

Напрасно он улыбался… Ох напрасно… Знай он, что я всегда держу свое слово, не пожалел бы усилий, чтобы добить меня еще тогда, в больнице, когда я практически ничего не соображал и был совершенно беззащитен. Но он не сделал этого и скоро, совсем скоро начнет платить по счету. По самому высшему счету!

Я перевел глаза на пол, где сияла прохладным призрачно-голубым светом пентаграмма кровного ритуала. Луч первый, руна Хэшшар. Кошель Мертвеца и Перстень Несчастий лежат по бокам этой руны. Все верно.

Вначале начнутся проблемы у его родителей. Их судьба для него почти безразлична, они ценны ему в основном как бездонный источник денег и гарант безопасности. Поэтому первый удар будет нанесен именно по ним. Холдингом его отца заинтересуются «большие люди». Настолько большие и настолько сильно, что сбежать в Англию тот не успеет.

Оставить на прежней работе жену опального топ-менеджера никто, разумеется, не посмеет. Вскоре после того, как у старого директора начнутся проблемы, ее под благовидным предлогом уволят «из доблестных рядов». Не смирившись, она начнет попытки восстановить справедливость, воспользовавшись для этого содержимым «особой папки» из своего сейфа. Впрочем, ничего серьезного слить она не успеет. Как только в печати появятся первые материалы, она умрет «от передозировки наркотиков», а во всех более-менее серьезных изданиях появятся заключения экспертов о том, что покойная была наркоманкой с большим стажем, страдавшая «острым параноидальным синдромом». Все опубликованные материалы будут на самом высшем уровне признаны умелой фальшивкой, созданной ею с использованием своего служебного положения…

О смерти своей жены некогда гордый директор крупнейшего предприятия узнает только в тюрьме. Узнает — и сломается. Удивительно, но они действительно любят друг друга, эта пара уже далеко не молодых, успешных и знаменитых людей. Пройдя через многое, они ухитрились сохранить дружбу и уважение, всегда прикрывая спину супруга и не обращая внимания на мелкие интрижки и иные житейские неурядицы. Но это ненадолго. Ритуал уже идет, и скоро, совсем скоро…