На изнанке чудес - Юлия Флоренская Страница 37

— Ах ты, вредный крушитель! — зашипела на него Марта. — Ни кусочка не получишь!

— Крушитель? — осведомилась Юлиана, отодвинув бисерную занавеску. — Это имя ему куда больше подходит.

Из-за того что кот перебил всю посуду, Киприану нашлось занятие, идущее вразрез с его представлениями о правах деревьев. Пелагея вывела его во двор, указала на груду дубовых поленьев и попросила выстрогать миски. А также ложки и вилки — на случай, если Обормот погнет оловянные силой мысли.

Киприан безропотно вырезал всё вышеназванное на крыше тайной комнаты. А заодно приглядывал за арнией, которая привязалась к нему и не хотела быстро идти на поправку. Она ходила вокруг своего «целителя» с забинтованным крылом, изгибала шею и поклёвывала с пола крошки. К пирогу Киприан спустился, когда половину уже съели. Марта облизывала пальцы, Юлиана пила чай, Майя с набитым ртом листала книжку с картинками, а Пелагея носилась в фартуке на кухню за горячим шоколадом и обратно. Лишь Теора сидела на краешке дивана, как в воду опущенная. Ее вторая, вооруженная мечом тень упражнялась на полу в боевых искусствах.

— Что это с тобой? — поинтересовалась Пелагея и поставила перед Теорой чашку горячего шоколада. — Возьми вот, выпей. Лучшее средство от печали. Хотя нет. Ты же теперь пьешь небо.

Теору выдало урчание в животе. Она сделала глубокий вдох, точно как в лесу после сбора грибов. Собрала волю в кулак и призналась, что за время добровольного голодания ей так и не удалось насытиться небом. Ни единой частицей воздуха.

— То-то, гляжу, ты отощала, — вставила замечание Юлиана.

— Дождь не превращается в бисер. Плести золотые кружева из солнечных лучей я не могу. Даже дышать, как прежде, не выходит, — чуть ли не со слезами сказала Теора. — Не думала, что будет так тяжко. А мне ведь еще мир спасать…

При этих словах входная дверь страшно затряслась. Словно за ней сгустилось всё мировое зло и требовало впустить. Пелагея кинулась открывать, даже не спросив, кто снаружи. Теора моментально взяла себя в руки и приготовилась совершать подвиги. Марта помчалась в кухню за сковородкой. Юлиана приосанилась. А Киприан улыбнулся уголком рта. Голоса деревьев в его голове шептались тихо и сонно. Если опасность бродила рядом с домом, то сейчас ее и след простыл. В прихожую со снопом втиснулся Пересвет. Из его волос торчали соломинки. Одежду он, конечно же, не менял. Явился в гости немытый, неухоженный, да еще и сноп притащил. Пелагея отправила его в ванную, наказав купаться не меньше получаса.

Юлиана долго возмущалась, когда ее, на ночь глядя, заставили лущить колосья. Марта с Теорой не возражали. Подключился даже Киприан, у которого и без того заданий хватало.

— Лень, друзья мои, самая губительная вещь на свете, — сказала Пелагея. — От лени происходит скука. Из скуки разрастается уныние. А уныние как саранча. Не оставляет в душе ни одного зеленого побега.

Заря догорела за лесом, заплела красные волосы в косы и отправилась покорять края, где еще не успела побывать. Окружив дом нитью-оберегом, Пелагея запалила перед крыльцом костер.

Юлиана выглянула из дверей в цветочной сорочке до пят и поёжилась от холода.

— Что это ты затеяла?

— Бессонные вихри боятся огня. Они не ворвутся и не украдут ваши драгоценные сны, — миролюбиво объяснила Пелагея.

— Здесь устарело решительно всё, — заключила Юлиана. — В том числе и твои суеверия.

Она захлопнула дверь, сорвала с вешалки шаль и, стуча зубами, двинулась греться к камину.

А Марта тем временем незаметно пробралась в чулан. Чулан оказался просторнее, чем она предполагала. За полкой с солеными огурцами тянулись полки с вареньем, компотами в трехлитровых банках и непонятными мешочками на тесемках. А еще дальше в глубину, образуя узкий коридор, уходили пустые этажерки. Они упирались в массивную вешалку, где одежды было на любой вкус и, по всей видимости, на любой размер. Пробираясь сквозь одежду с масляной лампой в руке, Марта спугнула моль и, кажется, летучую мышь. Чуть не подожгла полинялую шубу и чудом избежала столкновения с роботом-уборщиком.

«Робот-уборщик? — отскочив в сторону, подумала Марта. — Постойте-ка, Пелагея ведь на дух не переносит технику!»

Она попыталась унять дрожь, но из непроглядной дали, куда уехал робот, тянуло сыростью и холодом. Словно чулан плавно перетекал в туннель или, и того страшнее, в иное измерение. Если это именно то измерение, куда Обормот изгоняет своих врагов, ничего удивительного, что Марту занесло в чулан. Очередная бесконечная комната, в которой можно заблудиться и не найти дороги домой.

«Уноси ноги, пока держат», — посоветовала интуиция. Но у Марты имелось одно дело. Сегодня всё, что ни завяжешь, вовек не развяжется. Поэтому она загадала желание и сделала узелок на носовом платке. Затем достала железную пепельницу, прошла еще немного вперед и опустилась на колени. Пол показался ей слишком уж мягким и влажным. На полу валялись камешки, росла редкая трава. Мимо прополз запоздалый жук. Когда он исчез в крохотной норке, Марта вдруг осознала, что стоит вовсе не посреди чулана, а посреди иного измерения. С землей, как в Вааратоне, такими же растениями и насекомыми. Ее вместе с маленькой лампой обступала огромная, немая темнота.

Тревога нарастала внутри подобно канонаде, в ушах застучал пульс. Марта выронила пепельницу, но тут же быстро подобрала ее с земли и поставила, как надо. У нее было всего два варианта. Либо поддаться панике и натворить глупостей, либо показать своим страхам язык. Она выбрала второе.

В ее руках от огонька лампы вспыхнула тонкая лучина. Три лавровых листа, которые обычно кладут в суп для вкуса, ждали своей необычной участи на дне кармана. Марта достала их и по очереди подожгла, опустив в пепельницу.

— Покажи, кто мой суженый. Молод, стар, мёртв или не рожден? Где скитается, на каком пути? Лик яви, морок отведи, — скороговоркой произнесла она, лелея надежду на то, что ей явится прекрасный лик Киприана. Но не успели листья лавра догореть, как пепельница опустела и стала заполняться темной вязкой жидкостью. Чернила? Яд? Болотная жижа? Что бы это ни было, оно быстро добралось до ободка, перелилось через край и потекло по направлению к Марте. Кошмары из прошлого встали перед нею во весь рост. Топь, удушье, безысходность. Костлявые пальцы, тянущиеся к горлу со дна трясины. Вскричав, Марта опрокинула лампу и бросилась бежать. Вязкая жидкость с хлюпаньем полилась за ней, перекатываясь через кочки, поглощая камни и траву. Пропахших старостью шуб на вешалке словно бы сделалось больше. Они сомкнули строй и не желали пропускать обратно в чулан. Поэтому Марте пришлось пробираться под ними ползком. Невесть откуда взялся и преградил дорогу робот-уборщик. Марта воспользовалась им как трамплином. Наступив на его гладкую «спину», она перенеслась к двери, минуя полки с соленьями. Вылетела в полуосвещенную гостиную вне себя от первобытного страха — и упала прямиком в объятия к Киприану. Какая жалость, что он не ее суженый! Почему ей предназначена тьма? И означает ли, что тьма — это неизвестность?