Дочь горного короля - Дэвид Геммел Страница 36

Она отворила окно, впустив в комнату прохладный, но легкий ветер. Гибель Эбби причиняла ей почти такую же боль, как зло, от которого она сама потерпела. Но еще сильнее горевала Сигурни по своей утраченной жизни – по уединенной хижине, по охоте в горах, по тихим ночам. Она жалела, что не послушалась Грейма, который предупреждал ее о нраве барона. Потеряла бы пару грошей, зато жила бы вольготно, как прежде. Путь, который ей указывает судьба теперь, приведет к смерти и ее, и всех других горцев. Ей представился могучий олень, окруженный волками. Так и ее народ: либо они обратятся в бегство и ненадолго продлят себе жизнь, либо сразятся и падут тут же на месте.

Тучи над Хай-Друином напоминали корону, венчающую седовласую голову.

– Выскажи, что у тебя на душе, госпожа, – попросил Асмидир.

– Незачем называть меня так, – ответила она, по-прежнему глядя в окно. – Здесь нас никто не слышит.

– Начало положено, Сигурни. Пора задуматься, как быть дальше.

– Знаю. Что предлагаешь?

– Свой совет я выскажу позже. Хочу сначала послушать тебя.

Она подавила охвативший ее гнев.

– Стратег и воитель здесь ты, по твоим же словам. Чего ты ждешь от меня?

– Пойми меня правильно, Сигурни. Это уже не игра. Ты та, о ком говорил пророк. Если это не каприз богов, что возможно, ты должна быть наделена каким-то особым даром. Выйти против самой мощной армии в мире мы можем лишь с тобой во главе, понимаешь? Ты должна побороть горечь и праведный гнев, которые одолевают тебя сейчас, и найти в себе королеву-воительницу. Без нее мы проиграем войну еще до начала боевых действий.

Сигурни опустилась на стул с высокой спинкой.

– Я не знаю, что сказать, не знаю, с чего начать. Не нахожу в себе никакого дара. Я не то чтобы поддалась панике, но при мысли о будущем у меня колотится сердце и дыхание перехватывает. Внутри нет ничего, кроме сожалений и памяти о перенесенных обидах.

Асмидир, сев напротив, протянул к ней руку, но Сигурни отпрянула, больно задев его этим.

– Займемся самыми безотлагательными делами. Мои люди разведали, что барон строит укрепления в долинах и на перевалах к югу от нас. Там будут оставлены припасы, чтобы подошедшая армия могла беспрепятственно углубиться в горы. Первый форт строится в каких-нибудь десяти милях отсюда, в долине Дьюнах. Полагаю, что удар по нему должен стать нашей первой задачей. Для этого нам понадобятся люди. Мы уже обсуждали с тобой, где взять их. Обратись за помощью к лорду-ловчему Паллида, Фиону Острому Топору.

Сигурни вернулась к окну. В просветы между тучами светило солнце, где-то вдали прокатывался гром.

– Нет, – сказала она наконец. – Укрепления могут и подождать. Я на месте Фиона не стала бы давать своих людей какой-то неизвестной женщине из другого клана. Пришли ко мне Фелла.

– Что ты задумала? – спросил Асмидир.

– Мы это обсудим после.

Асмидир улыбнулся, низко поклонился и вышел. Сигурни достала из серебряных ножен меч, вернее саблю – тридцати дюймов длиной, отполированную до блеска и острую как бритва. Обмотка из серой пятнистой кожи на рукояти была скреплена серебряной проволокой. Сигурни нашла оружие удивительно легким и превосходно уравновешенным. Со свистом махнув саблей в воздухе, она услышала шаги Фелла и положила обнаженный клинок на стол. Лесничий вошел и неуклюже отвесил поклон.

– Вот как все обернулось, – сказала она. Он кивнул, и его улыбка, несмотря на покрытое синяками лицо, напомнила ей того горца, которого она любила когда-то. Она пригласила его сесть и отвернулась, чтобы собраться с мыслями. – Сколько лесников ты можешь нам обеспечить?

– Немного, едва ли шестерых из пятидесяти. Ты пойми, Сигурни: все они люди семейные, а у войны с нижнесторонними исход только один. Многие постараются избежать ее всеми мерами, даже и после расправы.

– Какой расправы?

Фелл рассказал ей о заложниках, о своем решении сдаться властям.

– Да только они обещанную неделю не стали ждать. На следующее утро все четверо уже висели на стене крепости. Думаю, к нам примкнут Тови, Грейм и еще половина мужчин Силфаллена. Какие у тебя планы?

– Я хочу, чтобы ты немедленно отправился в путь. Найди тех шестерых и других захвати, всех, кому доверяешь. Встретимся у моей хижины через четыре дня. Хватит тебе этого времени?

– Маловато, но я буду там в срок.

– Ступай же и пришли сюда нижнестороннего.

Гвалчмай достал из тележки кувшин. Холмы, лежавшие впереди, вели к Цитадели. Собаки, Шемол и Кабрис, спали на солнышке. Гвалч вытащил из кувшина затычку и сел рядом с молчаливым, задумчивым Тови. Солнце светило ярко, горы радовали взор, но пекарь был слеп к окружающей его красоте. Гвалч разделял его чувства.

– Славный мальчуган был твой сын. – Он поднес кувшин ко рту, сделал три долгих глотка.

– Ты же не знал его, – монотонно промолвил Тови.

– Я знаю тебя и вижу его твоими глазами. Ты гордился им, и по праву.

– Что теперь проку. Его мать все глаза выплакала, его братья и сестры сидят тихо, как мышки. Непонятны мне мужчины, способные повесить ни в чем не повинного мальчика. Они что, чудовища? Или демоны овладели ими?

– Достаточно одного чудовища, которое им приказывает. Если бросить щепоть яда в кувшин с вином, все вино превратится в отраву. Выпить хочешь?

– Нет. Надо, чтобы глаз был острым, когда появятся эти дьяволы. Знаешь, Гвалч, я даже ненавидеть их не могу. Ничего не чувствую. Постарел, что ли? Утратил что-то за все эти годы в пекарне?

– Мы все утратили что-то, дружище, но можем обрести это вновь. – Гвалч опять поднял кувшин, остановился и показал на юг. – Видишь там что-нибудь? Мои старые глаза подводят меня.

Тови прищурился:

– Да. Сталь блестит на солнце, враг приближается. Им понадобится не меньше часа, чтобы пересечь долину.

– Сколько их?

– Далековато, точно не скажешь. Возвращайся в Силфаллен, скажи, что нижнесторонние идут.

– А ты? – Гвалч встал, собаки тоже зашевелились.

– Я их сосчитаю и пойду вслед за тобой.

Гвалч залез в тележку, не выпуская кувшина, тряхнул поводьями, тронул с места. Тови проводил его взглядом. Пекарю вспомнился Лоран из клана Паллид и его предостережения относительно нижнесторонних. Тогда Тови хотелось думать, что Паллид ошибается, но теперь он признал его правоту. Тогда, не так уж давно, жизнь была мирной, уютной, полнилась запахом свежевыпеченного хлеба и детским гомоном. Теперь вдали снова забрезжили кровавые времена.

Он поднял свой старый клеймор, упер острием в землю, повернулся на юг. Палаш когда-то хорошо послужил ему, но Тови, беря его в руки, не испытывал больше гордости и не радовался. Горе вытеснило все прочие чувства.