Сабля и крест - Олег Говда Страница 36

«Да», — еще больше потупилась «Аленка».

— Именно поэтому возле кладбищ, и в других подозрительных местах, иногда находят мертвых людей. Без ран и других признаков насилия, но совершенно седых от ужаса. Ты тоже уже проголодалась, да? Так в чем же дело стало? И зачем тебе мое согласие?

«Не так все, — возразило привидение. Василию даже показалось, что в ее словах мелькнуло возмущение. — Люди гибнут, только если дух хочет отомстить живому. Или — если человек повстречается сразу с несколькими голодными призраками. Ты вот упомянул о кладбищенской ограде. А знаешь, сколько там, рядом неупокоенных душ — самоубийц, утопленников или повешенных? А уверен, что каждый из них сам покончил с собой? То-то и оно! Вот и нечего пенять… Но совсем иное дело, когда все происходит добровольно. Тогда призрак может постоянно находиться рядом с живым человеком и не хватать все подряд, а только снимать излишек».

— Какой еще излишек? — совершенно опешил Орлов.

«А вот рассердишься ты, к примеру, так что даже покраснеешь, или — испугаешься чего до дрожи в теле, это и будет избыток твоей духовной силы. Я его моментально подберу, а ты — успокоишься, совладаешь с собой. Обоим хорошо».

— Мягко стелешь, девонька, как бы еще и выспаться не хуже удалось…

«Попробуй. Отказаться никогда не поздно… А за твою благосклонность я не раз пригодиться смогу».

Призрак с надеждой подался ближе, и опричник почувствовал как его, все еще влажная, одежда мгновенно остудилась, словно на ветру.

— Эй, эй! Осторожнее! Мы еще ни о чем не договорились…

Дух девушки тотчас отшатнулся назад.

«Прости… я подумала…».

— Ничего, — буркнул Орлов. — А, где наше не пропадало. Двум смертям не бывать… Давай попробуем. Вот чудасия… М-да. Если б своими глазами не видел, как ты погибла, никогда б не пристал на такое соглашение. А так — язык не поворачивается отказать. Ты, небось, кроме своего хутора, и света божьего не видела?

«Ты прав».

— Скажи хоть, сколько лет тебе, Аленка?

«Всех вместе, или прожитых в человеческом обличье?»

— Судя по пожарищу, разница не слишком велика, — отметил Василий. — Когда на вас напали? Прошлым летом? Или еще за год до этого?

«Два года тому».

— Неужели за столько времени здесь никто не останавливался на ночлег? Что ты именно меня выбрала?

«Тех, кто столь близко принял бы к сердцу чужое горе, пока не случалось, — просто ответила девушка. — С харцызами и басурманами я бы и сама не заговорила, а купцы или опричники — своими заботами слишком заняты. Вот и выходит, что ты первый такой искренний и добрый».

— Гм, — немного смутился оборотень и перешел в наступление. — Довольно обо мне. И чего вы женщины всегда такие хитрющие? Хоть живые, хоть… не совсем. Лишь бы голову заморочить, а сколько тебе лет — так и не сказала!

«Пятнадцать могло исполниться…»

Опричник отчетливо услышал, как зазвенели слезы.

— Что ж, я согласен, девонька… — проговорил торопливо и, как можно бодрее. — Хватайся за полу жупана, и пойдем. Мне еще Тихона искать. А солнце уже вон как высоко. Еще немного, земля подсохнет, трава поднимется — пропадут следы. Лови тогда ветер в поле.

«Не надо его искать, сам обратно придет».

— Вот как! — воскликнул Василий, и тот час почувствовал, как по его затылку провели прохладной ладошкой. — Сила Божья! — не сдержал изумления, и невидимая ладошка опять погладила его. — Гм… Должен признать, что такое успокоение очень даже приятно. Ты только не переусердствуй, ладно?.. Почем знаешь, что Тихон сам сюда вернется? Духам будущее открыто?

«Не так, чтоб очень, но кое-что мы видим. Но про убивца гайдука я и без заглядывания в будущее могу угадать. Он как на коня вскочил, так прямо перед собой и погнал, верно?».

— Следы на север ведут, — согласился Орлов. — И что из этого?

«Там дальше сплошные топи. Версты через четыре в них упрется и начнет туда-сюда по берегу шататься. А потом и обратно вернется».

— А если брод найдет?

«Не найдет. Туда даже дед мой не совался. К нам только с востока и запада лошадьми подъехать можно. С юга — вплавь или на лодке. А с северной стороны — нет дороги. Хочет, не хочет, а если жизнь дорога — вернется гайдук».

— Ну, не сидеть же мне камнем, — хмыкнул Василий. — Давай, хоть навстречу ему выйдем?

Призрак промолчала, давая опричнику возможность самому принять решение.

Оборотень немного потоптался, переминаясь с ноги на ногу, словно застоявшийся конь, а потом сказал такое, чего вероятно и сам от себя не ожидал.

— Алена, а ты всегда так, ммм… выглядишь? Или можешь, ммм… как-то… ну, это…

«Принять человеческий облик?»

— Точно.

«Могу. Но на это мне больше жизненной силы зачерпнуть понадобится».

— Бери, — махнул рукой Орлов, садясь на землю. — Если никого догонять не надо, то, может, не сомлею? А то мне как-то неловко общаться то ли с облаком, то ли с туманом. Поневоле станешь о здравии собственного рассудка задумываться, хоть и повидал на своем веку всякого разного, а все никак не привыкну. Оборотни, чародеи, нежить всякая, куда не шло, а души неупокоенные — это нечто иное. Не правильное, что ли. Согласна?

«Да».

— Ну и ладно, договорились. Давай, попробуем.

Призрак ничего не ответил, а Василий почувствовал, как он все-таки устал за прошедший день и бессонную ночь. Бой со стаей воронов, путешествие под грозой, когда и раны еще, как следует, не затянулись, убийство, копание могилы сказались даже на его железном здоровье. И если бы не опасения упустить убийцу Семена Вихрастого, он охотно сейчас подремал бы, хоть до полудня.

Мгновением позже Орлов с трудом продрал глаза и присвистнул от удивления. Перед ним стояла прехорошенькая девчонка. С тех бутонов, что вот-вот распустят лепестки. Ставная, русоволосая, чуть курносая, с задорно надутыми губками. И только не подпоясанная, белоснежная сорочка, свободно спадая вниз и закрывая ступни, напомнила запорожцу, что перед ним привидение.

— За подобную красоту и целой жизни не жалко, — сказал Орлов, вздыхая. — Не то, что щепотки… Проклятые людоловы, какой цветок сгубили!

* * *

Все-таки не зря беспокоился Василий и сопротивлялся сну. В иных условиях мог и пропустить Тихона. Назад убийца возвращался медленно, потихоньку, дремля в седле. Не найдя брода в топях, он пустил поводья, доверив лошадям самим выбирать дорогу. А те, измученные безумной скачкой и грозой, уныло брели с опущенными головами, совершенно равнодушные от усталости ко всему на свете. Поэтому, когда к их мордам метнулось белое облачко, они не шарахнулись от испуга, не взвились на дыбы, а просто остановились.

— Не трогай его! — подхватился Орлов. — Это не женское дело!