Фея-Крёстная желает замуж - Яся Белая Страница 36

Он ждал сына, чтобы передать свой дар.

А родилась дочь.

Поэтому Лидия всегда изо всех сил старалась быть хорошей. Всегда помогала по дому, сколько могла в своём возрасте, вежливо отвечала старшим, никогда не обижала младших, старалась отогреть и накормить несчастных и обиженных.

Хорошая добрая девочка.

Сердобольные соседки звали её рыжим солнышком и норовили угостить крендельком или леденцом.

У Лидии были все основания, чтобы к ней пришла фея.

Девочка ждала крылатую вестницу волшебства, даже к пирогу не прикоснулась. Зажмуривала глаза, надеясь, что, открыв их, обязательно узрит фею. Но та так и не появилась.

Лидия проплакала всю ночь, а наутро вышла к столу строгой и повзрослевшей.

— Фей не существует, — сказала она тогда, едва отхлебнув ложку гречневой каши на молоке. — И больше не читай мне сказки.

Но женщина упрямо пыталась вновь и вновь. В результате и получила сегодняшнюю вспышку.

— … Нельзя так, — мягко говорит женщина. — Книги не виноваты. И ты не виновата. Отец твой серьёзно болен. Но он поправится. Нужно просто верить.

— Снова врёшь! — девочка соскакивает с кровати, сжимает кулачки, рыжие брови смешно хмурятся, а в больших серых глазах набухают слёзы. — Верить, верить, верить! Заладила! Не хочу ни во что больше верить. Всё неправда!

— Деточка, — разводит руками женщина, совсем истратившая аргументы и не знающая, что теперь делать, — нельзя так. Нельзя.

— А врать можно?

Женщина ранено улыбается.

— Я лишь хотела, как лучше. Чтобы у тебя было детство. Как у всех.

— Но я ведь не все, да? Я не оправдала ожиданий. У меня нет фантазии? Так? Почему ты молчишь? — Лидия кричит, захлёбываясь рыданиями.

И женщина не понимает, как утешить её.

Только и повторяет мысленно: «Ах, Христиан, Христиан. Как ты мог бросить меня?»

А Лидия, меж тем, бледнеет, волосы её — задорные кудряшки — распрямляются и чернеют, словно испачкались в саже. Лицо заостряется и становится злым.

— Я ненавижу тебя, старая врунья, — говорит преобразившаяся вдруг малышка и тянет руки к ножу для разрезания страниц. — Ты хотела сделать как лучше, а украла моё детство. Мою веру в сказки. Ты насмехалась надо мной.

— Что ты, доченька, — испугано бормочет женщина, отодвигаясь по кровати к стене, — я всегда старалась тебя уберечь от всего плохого.

— Снова врёшь! — девочка берёт нож и плотно сжимает костяную рукоять. — Ты не хотела, чтобы проснулась моя сила. Мой истинный дар. Подарок моей крёстной. Так ведь?

Лидия усмехается недобро и хищно, совсем не по-детски. Заносит нож над грудью испуганной женщины, отпрянувшей к стене. Но та всё ещё, несмотря на страх, пытается переубедить, достучаться до дочери:

— Болотная Ведьма тебе не крёстная. Она незваной явилась на твои крестины и прокляла, а не наградила. Она отняла твою фантазию, не я.

Полное лицо женщины куксится, губы начинаю трястись.

— Ты клевещешь на крёстную, гадкая! — вскрикивает девочка, и волосы её, взметнувшись вверх, встают вокруг головы тёмной острой короной. Рот кривится в хищной усмешке, нож опускается на высокую грудь женщины.

Крик переходит во всхлип, кровь обрызгивает белую рубаху и страницы лежащей неподалёку книги. Те темнеют, будто их лизнул огонь. Обложка корёжится.

Сказки умирают.

А Чёрная Злоба, обрётшая плоть, плотнее перехватывает нож и идёт туда, где бездушным изваянием застыл в кресле у камина последний сказочник — немой, глухой и слепой.

* * *

Выныриваю из видения, как из проруби, куда меня окунули головой и долго держали. Хватаю ртом воздух, грудь ходуном ходит.

А Чёрная Злоба щурится и щерится.

— Узнала?

— Узнала, — соглашаюсь я. — И мне тебя жаль.

Она смеётся мне в лицо, а кажется, будто сечёт ледяной крошкой.

— Посмотрим, кто пожалеет тебя, когда я оторву тебе крылья?!

На миг мне становится так страшно, как никогда раньше. Но прежде, чем успеваю утонуть в страхе, вперёд выступает кудесник.

— Ты её и пальцем не тронешь, — говорит он уверенно и строго, закрывая меня собой. И с рук его, змеясь, соскакивают длинные плети, похожие на узловатые корни старого дерева.

— Тебе меня не одолеть! — нагло заявляет Чёрная Злоба и, взмахнув чёрным рукавом платья, оборачивается огромной хищной птицей и взмывает под потолок. Но до того, как взметнуться за ней, кудесник командует:

— Разбуди их!

И я понимаю, о ком он. В мыслях вижу замок, оплетённый тёрном. И это нервирует ещё больше.

Я ненавижу проклятие вечного сна. Потому что по канону оно снимается лишь П.И.Л. Но я же не могу любить всех, чтобы их перецеловать и разбудить. Вообще тот единственный, кого я бы хотела целовать, вон, бьётся сейчас, бедный, с Чёрной Злобой.

Обвожу взглядом зал: нужно найти того, кто мне по-настоящему дорог и… с кем безобиднее всего… ну, в общем целоваться.

Злобинда не подходит.

Галет тем более.

Девочки отпадают сразу.

Хмурус. О, нет! Пусть мне сначала откусят голову!

Иолара. Она так и застыла со скалкой в руках в погоне за…

…Мурчелло!

Конечно же, он!

Вредный, пушистый и очень дорогой мне.

К тому же в его рогатой голове всегда полно идей. А ещё он взломщик и прощелыга. В общем, союзник что надо. Вон как улепётывал от Иолары, когда зал накрыло это одеревенение.

Сверху доносится шум боя, и падают красные капли.

Кровь! У Злобы наверняка чёрная. Значит…

…кудесник!

Любимый мой!

Чувствую, как сердце пропускает удар. Дышать становится тяжело. Страшно поднять глаза и посмотреть, что там творится. Потому что боюсь увидеть его раненным. Не выдержу! Влезу и всё испорчу. А это ещё не моя битва. Пока не моя!

Давай, Айсель, буди уже этого кота, говорю себе, наклоняюсь и чмокаю Мурчелло в розовый носик.

Мяв-кун тут же оживает, изумлённо хлопает радужными глазами и продолжает оборвавший вопль:

— Это не я! Не я! Меня подставили!

— Не ты, не ты, — заверяю его и слегка встряхиваю. — Приходи в себя скорее. Твоя помощь нужна. А то она его убьёт.

— Кто? Кого? — он недоуменно трёт лапой морду.

— Чёрная Злоба — кудесника.

— Так ты его нашла?

— Он сам нашёлся. Но сейчас это не важно, нужно разбудить всех остальных.

Кот оглядывается и только теперь понимает, что произошло.