Проклятие Ведьмака - Джозеф Дилейни Страница 36

– Скверно, по-настоящему скверно, – сказала она. – Лихо на свободе… это не предвещает ничего хорошего для жителей Графства… а еще и подчиняющаяся его воле молодая ведьма… Я боюсь за всех нас. Однако теперь нужно просто сделать все, что в наших силах. Больше ничего не остается. Пойду возьму свою сумку и посмотрю, могу ли я чем-нибудь помочь бедному мистеру Грегори.

– Спасибо, мама. – Тут до меня дошло, что до сих пор мы разговаривали только о моих неприятностях. – А как дела у вас? Как дочка Элли?

Мама улыбнулась, но я заметил в ее глазах оттенок грусти.

– О, с малышкой все прекрасно, Элли и Джек по-настоящему счастливы. Но вот что, сынок, – она ласково прикоснулась к моей руке, – у меня для тебя тоже есть плохие новости. Они касаются твоего отца. Он очень сильно болел.

Я вскочил, не веря своим ушам, но одного взгляда на лицо мамы оказалось достаточно, чтобы понять – это серьезно.

– Сядь, сын, и выслушай меня внимательно, прежде чем горевать. Дело обстоит скверно, но могло бы быть еще хуже. Вначале он все время мерз, потом болезнь перекинулась на грудь, дело обернулось воспалением легких, и мы едва не потеряли его. Сейчас, надеюсь, он пошел на поправку, однако всю зиму ему придется беречься. Боюсь, на ферме он теперь не работник, и Джеку придется справляться без него.

– Я мог бы помочь, мама…

– Нет, сынок, тебе нужно заниматься своим делом. Сейчас, когда Лихо на свободе, а твой наставник не в форме, Графство нуждается в тебе как никогда. Послушай, давай сначала я поднимусь к твоему отцу и сообщу ему, что ты здесь. Я не стану ничего рассказывать о бедах, которые на тебя обрушились. От плохих новостей ему может сделаться хуже. Давай умолчим о них.

Я остался ждать на кухне. Спустя минуту-другую мама вернулась со своей сумкой.

– Я пойду к твоему хозяину, а ты пока поднимись к отцу. Он обрадуется тебе, но постарайся не слишком утомлять его. Он все еще очень слаб.

Папа сидел в постели, опираясь на подушки. Когда я вошел, на его лице возникла бледная улыбка. Он похудел, выглядел усталым, а седая щетина на подбородке старила его.

– Какая приятная неожиданность, Том! Садись. – Он кивнул на кресло рядом с постелью.

– Мне очень жаль, – сказал я. – Если бы я знал, что ты заболел, то пришел бы раньше, чтобы повидаться с тобой.

Папа вскинул руку, словно хотел сказать, что это неважно. И вдруг ужасно раскашлялся. Что же с ним было в разгаре болезни, если он сейчас так кашляет? В комнате пахло болезнью… чем-то таким, чего никогда не ощущаешь на открытом воздухе. Чем-то, что бывает только в комнате больного.

– Как твоя работа? – спросил он наконец, с трудом отдышавшись.

– Неплохо. Я уже привык. Это лучше, чем работать на ферме. – Я постарался загнать подальше воспоминания обо всем случившемся.

– Работать на ферме для тебя слишком скучно, да? – Он снова устало улыбнулся мне. – Вспомни, я и сам не всегда был фермером.

Я кивнул. В молодости папа был моряком. Он рассказывал всякие истории о краях, в которых побывал. Очень интересные истории, красочные и волнующие. Когда он вспоминал те времена, его глаза сияли, и в них появлялось такое выражение, как будто мыслями он был далеко-далеко. Хотелось бы мне, чтобы эти искры жизни снова вспыхнули в его глазах.

– Да, папа, расскажи мне одну из своих историй. Ту, об огромном ките.

Помолчав, он взял меня за руку и подтянул поближе.

– Думаю, сейчас мне нужно рассказать тебе другую историю, сынок. Пока еще не поздно.

– Не говори глупостей, – сказал я, испытав шок от такого поворота нашего разговора.

– Да, Том, я надеюсь увидеть еще одну весну и лето, но не думаю, что надолго задержусь в этом мире. Я много размышлял в последнее время и пришел к выводу, что пора рассказать тебе о том, что мне известно. Я не рассчитывал увидеться с тобой так скоро, но вот ты здесь, и кто знает, когда мы встретимся снова? – Он помолчал. – Это о твоей матери… как мы с ней нашли друг друга, и все такое.

– Впереди у тебя не одна весна, папа, – возразил я.

По правде говоря, я был удивлен. Папа рассказывал нам много замечательных историй, но от разговора кое о чем упорно уклонялся: о том, как он встретился с мамой. Всегда чувствовалось, что он не хочет говорить об этом. Он либо менял тему, либо заявлял: «Пойдите и спросите у нее самой». Но мы этого никогда не делали. В детстве многого не понимаешь, но если чувствуешь, что родители не хотят о чем-то говорить, спрашивать не решаешься. Однако сегодня все было иначе.

Устало покачав головой, папа понурился, словно на плечи ему давила ужасная тяжесть. Когда он выпрямился, на лице снова промелькнула бледная улыбка.

– Запомни, я вовсе не уверен, что мама поблагодарит меня за то, что я рассказал тебе. Поэтому пусть все останется между нами. Твоим братьям я ничего рассказывать не стану, и ты не делай этого, сынок. Но, раз уж ты выбрал такое ремесло и раз уж ты седьмой сын седьмого сына… ну, ты меня понимаешь…

Папа снова замолчал и закрыл глаза. У меня даже сердце защемило – он выглядел таким старым и больным! Наконец он открыл глаза.

– Как-то раз мы вошли в маленькую гавань, чтобы пополнить запасы пресной воды. – Как будто опасаясь, что может передумать, папа с ходу приступил к сути дела. – Это была уединенная деревушка у подножия высоких скалистых гор – всего лишь дом капитана порта и несколько маленьких рыбачьих хижин, построенных из белого камня. Мы были в море несколько недель, и наш капитан, добрая душа, сказал, что мы заслужили передышку. И отпустил нас всех на берег, но по очереди, в две смены. Я оказался во второй и попал на сушу уже после наступления темноты.

Нас было больше десяти человек, и когда в конце концов мы оказались в таверне, расположенной на краю деревни примерно на полпути к горам, та уже закрывалась. Так что мы быстренько напились, заливая крепкое спиртное в глотку, как будто были уверены, что завтрашний день никогда не наступит. А потом купили еще по бутыли красного вина на каждого, рассчитывая прикончить их на обратном пути к кораблю.

Наверно, я здорово перебрал, потому что проснулся на обочине крутой дороги, ведущей к гавани. Небо уже начало светлеть перед рассветом, но это меня не слишком обеспокоило, потому что мы должны были отплыть только в полдень. Я поднялся, отряхнулся и тут услышал в отдалении чьи-то всхлипывания.

Я не сразу сообразил, что это за звуки. В смысле, вроде бы похоже на женский плач, но кто знает, что это такое на самом деле? Мы вдоволь наслушались странных рассказов о всяких тварях, охотящихся на путников. Я был тут один и, не боюсь признаться, испугался. Но если бы я так и не пошел посмотреть, кто же это плачет, то никогда бы не встретил твою маму и сейчас ты не сидел бы здесь.

Я вскарабкался на крутой холм рядом с дорогой, спустился по другой его стороне и оказался на краю утеса. Очень высокого утеса, и о скалы внизу бились волны, и в заливе стоял на якоре корабль, такой маленький, что, казалось, он мог уместиться у меня на ладони.