Люби и властвуй - Александр Зорич Страница 36

Пристрелка была окончена. Теперь «молнии Аюта» должны были разить без промаха.

"…клянусь… клянусь быть… беспощадным искоренителем Слов, Знаков, Обращений и Изменений, направленных как в явный вред, так и во мнимую пользу… и обиталищ людей… "

В голове Эгина вперемешку с очевидной чушью бессмысленно переваливались слова Клятвы. Многого же она стоит для самого Свода Равновесия! Эгин был уверен, что Зрак Истины разлетелся бы в изумрудную пыль от созерцания этих проклятых «игрушек» Самел-лана.

После пятого залпа «Вергрин» остался без парусов. Теперь были разворочены не только его левый борт, но и палуба, и носовая часть, где занимался жестокий пожар. Воображение Эгина отказывалось рисовать картины смятения и ужаса, которые царили сейчас на «Вер-грине». Имена Шилола навязли у него на зубах, и он, перестав сквернословить, перестал вообще реагировать на происходящее. Широко раскрытыми глазами смотрел он на обреченный корабль. Так легко… Так просто… Сыпать черный порошок на деревянный столик, нести какую-то околесицу, втыкать иглы и подносить раскаленное железо к дырочкам в бронзовых трубах…

Флаги ― и варанский, и «Голубого Лосося» ― были сбиты на «Вергрине» вместе с мачтами. Окутанный плотными клубами дыма, то и дело озаряющийся малиновыми вспышками корабль по Праву Народов являлся сейчас неопознанным пиратским судном. И вдруг по правому борту свесился длинный шест ― судя по всему, обломок реи, ― на котором трепетал лоскут ткани. Это не был ни зеленый княжеский, ни голубой «лосо-синый» флаг. Это была какая-то безвольная тряпка черного цвета.

Что есть черный цвет для северных народов Сар-монтазары?

Черный цвет для северных народов Сармонтазары есть знак конечной покорности судьбе, которую мудрецы также именуют Гулкой Пустотой. В войне черный цвет означает преклонение перед несгибаемой мощью судьбы, которую олицетворяет неприятель.

– Готовься! ― в очередной раз прокричал исчисли-тель.

– Постойте, гиазиры, ― собственный голос показался Эгину голосом надтреснутого колокола.

Самеллан, который собрался было вновь твердить свои заклинания, изумленно вскинул брови.

– В чем дело, рах-саванн?

– Они выбросили черный флаг. Они сдаются на нашу милость, ― сказал Эгин твердо.

– Да? Вы полагаете, что не пристало стрелять в черный флаг? ― спросил Самеллан без малейшей иронии. Напротив, он был настолько серьезен, что Эгину стало не по себе. Что-то было там в прошлом, у этого Самеллана… Что-то, заставившее его ненавидеть человека по имени Норгван и презирать Право Народов.

– Не пристало, гиазир Самеллан, ― неожиданно подал голос Дотанагела. ― То, что случилось семнадцать лет назад по обоюдной ошибке флота и Свода Равновесия, не следует повторять нам. Нам, вставшим на путь добра.

Самеллан поглядел на Дотанагелу исподлобья. Чувствовалось, что он готов сожрать пар-арценца со всем его «добром» и прочими рассудительными речами. Потом Самеллан перевел взгляд на «Вергрин», который горел в пятистах шагах от «Зерцала Огня». Его лицо просветлилось.

– Полностью согласен с вами, пар-арценц. Но я не вижу черного флага. Только варанский.

Эгин, который, весь напрягшись, как оружейная сталь, готов был без раздумий врезать Самеллану под дых, посмотрел на «Вергрин». Самеллан был прав. Черный флаг куда-то ― исчез. Вместо него на все том же обломке реи, но уже поставленном вертикально, более или менее гордо реял княжеский флаг династии Саг-горов.

– Идиоты… ― прошипел Иланаф.

– Я могу вернуться к исполнению своих обязанностей ― Самеллан примирительно улыбнулся Дота-нагеле.

– Можете, капитан.

Вскоре грянули «молнии Аюта», и на этот раз попадание оказалось особенно губительным ― обе пробоины пришлись на уровне морской поверхности, и в чрево «Вергрина» стремительно хлынула вода.

Никто никогда не узнал, что творилось на «Вергри-не» в последние минуты. Никто никогда не узнал, как озверевшие от страха и ненависти к своим соглядатаям офицеры «Голубого Лосося» убивали офицеров Опоры Единства. Как они искали черное полотнище на корабле и, не найдя ничего подходящего, зачернили сажей и кровью убитых обрывок паруса. Как чудом уцелевший рах-саванн Опоры Единства собрал вокруг себя с десяток абордажных воинов, заморочив им головы всякими небывалыми ужасами из «Книги Урай-на». Те отбили черный флаг и, хохоча, изрыгая проклятия предателям, вновь подняли стяг своей гордой морской родины. А потом они все погибли.

Пока «Зерцало Огня» сокрушало «Вергрин», «Сумеречный Призрак» беспрепятственно описывал широкую дугу, заходя на мятежный корабль с самого безопасного направления ― с носа. «Призрак» отлично просматривался отсюда, с боевой башенки , потому что паруса были полностью убраны и не закрывали обзор.

Оказавшись в двухстах шагах от «Зерцала», «Призрак» дал залп из «огневержца» и стрелометов. И тогда Эгин не выдержал и разразился громкой бранью. Потому что если обе огромные стрелы, с лязгом чиркнув по железным щитам на правом борту, сорвали один из них и, не причинив больше никакого вреда, упали в воду, то глиняный снаряд «огневержца» угодил точно под основание их боевой башенки и, разбившись, выплеснул прямо под ноги обслуге «молний Аюта» с полведра жидкой огнедышащей массы.

– Что вы все время ругаетесь, рах-саванн?! ― гневно проорал в ухо Эгину Дотанагела, пытаясь перекричать вопль обожженных матросов. ― Если бы не я, этот проклятый кувшин разбился бы у вас на голове!

В руках у пар-арценца был обнаженный меч. Когда он успел выхватить его, для Эгина осталось загадкой. Но, видимо, успел вполне вовремя, и меч был вполне согласен с этим. По его узкому и длинному клинку, своим аскетичным исполнением напоминающему о «новой ласарской школе», пробегали голубые нити. Невиданное крестообразное яблоко на рукояти вращалось, как крылатое колесо ветряной мельницы. Эгин заметил, что пар-арценц очень зол и, похоже, немного напуган.

Исчислитель прокричал обслуге «молний Аюта» что-то невразумительное, и ближний к носу ствол с правого борта, который пока что молчал, стал разворачиваться в направлении «Сумеречного Призрака». Только сейчас Эгин сообразил, что «молнии Аюта» расположены самым выигрышным образом и могут стрелять не только по бортам, но и прямо по курсу ко-.рабля.

По палубе стелился жирный черный дым. Воины из абордажной партии, подоспевшие на выручку по приказанию своих офицеров, растаскивали подальше от огня шелковые картузы с огнетворительньш зельем. Появились первые бадьи с водой и песком.

Следующий залп «Сумеречного Призрака» бьш отражен пар-арценцем тоже не самым лучшим образом.

Он сосредоточил все свое внимание на глиняном кувшине «огневержца», и тот, угрожающе прогудев длинным дымящимся хвостом запала у них над головами, упал в море за кормой корабля. Он разбился о волны, и Эгин с ужасом обнаружил, что Хуммерова смесь горит даже на воде.