Эпоха раздела. Начало. Книга первая - Владислав Картавцев Страница 36

Я решил дождаться утра, а утром обнаружил, что всадников и их коней и след простыл, а камень вновь стоит один одинешенек и подманивает следующую свою жертву.

Но я уже знал, чего ожидать. Я осторожно вернулся к камню и, странное дело, совершенно не почувствовал прежней легкости – у меня было такое чувство, что камень, как отяжелевшая от обильной трапезы змея, отдыхает, и ему нет необходимости сейчас охотиться.

Я пришел к выводу, что этот камень был хищником, который высасывает из своих жертв жизнь вместе со способностью к сопротивлению, заставляя их щедро расходовать данные им богами силы на никчемные прыжки.

Их тела, получив возможность летать, не замечают, что быстро слабеют, и вскоре наступает момент, когда люди падают рядом с камнем совершенно без сил, а колдовская сущность камня довершает начатое и высасывает из них последние жизненные соки.

Что происходит потом, было мне неизвестно, но то, что человек или животное, неосторожно приблизившееся к камню, становилось его добычей, было совершенно очевидно.

– Интересно, а что, если попытаться отколупнуть кусочек камня и посмотреть, будет ли он обладать такими же свойствами, как и целый камень? – подумал я, но сразу же отказался от этой затеи: у меня не было с собой никакого инструмента, и, кроме того, мне совсем не хотелось лишний раз тревожить набитую колдовством до отказа каменную голову.

Вскоре я отправился дальше и через две полные луны прибыл в селение Стончак, что славилось своей круглогодичной ярмаркой. Там можно было купить все – туда съезжались купцы и с запада, и с юга, и с востока, и с севера. На площади постоянно шли цирковые представления, где бродячие артисты веселили публику, поэты читали стихи, а карманники всех мастей оттачивали свое искусство на неосторожных зеваках.

Я намеревался пробыть там несколько дней и двинуться дальше. В самом селении мне (как нищему бродяге) ночевать было запрещено, и я коротал ночи неподалеку – благо, на дворе все еще стояло лето, и дни оставались теплыми.

Как-то раз я шатался по торговым рядам в поисках интересных вещей, которые предлагались на продажу, и о которых я бы мог написать в своих путевых заметках. Что сказать, здесь было на что посмотреть!

Поющие ракушки с берега Великого Океана, отравленные жала гигантских черных пауков с юга, которых местные называют «Несущими смерть», чудодейственные эликсиры и снадобья на вес золота, продлевающие жизнь и мужскую силу, великолепные самоцветы, при взгляде на которые берет оторопь от их неземной красоты. Тут же продавались всевозможные яства – начиная от халвы и щербета и заканчивая копчеными хвостами королевских ящериц из самого Перфонполиса.

Конечно, меня не сильно-то допускали рассматривать чудеса вокруг, а, если сказать по правде, вообще не допускали, но чаще пытались вытолкнуть взашей.

Наконец, мне наскучило такое ко мне отношение, и я сошелся с местным старшиной, у которого сильно болела жена, а я подсказал ему рецепт целебного порошка, который за несколько дней поставил ее на ноги. В знак благодарности он попросил купцов (охранять которых была его прямая обязанность) не трогать меня и разрешить смотреть на все, что захочу – но только не трогать! Но даже падишах и то – не сделал бы для меня большего!

Итак, в один из дней я ходил по рядам, и тут мое внимание привлек необычно громкий шум, доносившийся с площади. Конечно, там всегда было шумно, но не так, как в тот раз. Каково же было мое удивление, когда купцы – средь торгового дня – все, как один, позакрывали свои шатры и прилавки и спешно двинулись на площадь. Я, конечно, тоже заспешил вместе с ними.

На площади бурлила толпа. В центре на высоте в несколько локтей над землей висел человек, который медленно, как перышко, опускался на землю. Приземлившись, он подпрыгивал высоко вверх – на два человеческих роста, и снова начинал плавно снижаться.

Толпа ревела. Многие, стоящие впереди, творили охранительные знаки, отгоняющие злых духов, иные же, напуганные столь мощным колдовством, старались побыстрее убраться подальше – чтобы невзначай не стать жертвой заезжего мага.

Публика в массе своей была настроена очень враждебно по отношению к циркачу, который вздумал их развлекать подобным образом, по праву подозревая его в колдовстве.

А он (вместо того, чтобы прекратить раздражать толпу) своими прыжками и убраться отсюда по добру по здорову, продолжал прыгать и, казалось, не мог остановиться по своей воле.

Вокруг все сильнее раздавались возгласы негодования. Они служили предвестниками неминуемой скорой смерти для возмутителя спокойствия, но вдруг он неожиданно упал на землю и затих. Он выглядел совершенно измученным, жизнь еле теплилась в нем.

На его тощей шее болтался странный каменный амулет, слегка светившийся изнутри, в котором я сразу же узнал осколок того самого камня, что чуть не убил меня самого. А, может, это был вовсе не осколок, а другой камень, но, в любом случае, он был таким же.

Пока толпа решала, что делать с бедолагой, я отыскал старшину и убедил его, что во всем виноват именно этот амулет, который и заставил незадачливого фокусника прыгать до полного изнеможения.

Конечно, сила маленького камня была несравнима с силой большого, но и он обладал достаточной мощью, чтобы подчинить себе одного человека. Я предложил старшине сделку: я помогаю полностью излечить виновника всеобщей суматохи – сейчас полумертвого – чтобы он, придя в себя и восстановив силы, дал подробные показания, кто, где и когда дал ему этот амулет, а сам забираю камень для исследований.

Я знал, что сейчас камень не опасен – он уже наелся жизненной силы неосторожного охотника до приключений, и пока будет ее переваривать, я могу делать с ним все, что захочу.

Мы ударили по рукам, старшина поспешил успокоить толпу, а я занялся мнимым колдуном. Как только я снял с него амулет, он перестал дергаться и погрузился в глубокий сон.

Сторожевое помещение, в которое его отнесли, отлично охранялось – чтобы никто раньше времени не убил циркача.

Я считаю, что бедолаге, действительно, повезло – в момент наивысшей опасности для его жизни я оказался рядом и смог убедить старшину пока оставить его в живых. Но, каюсь, я не стал дожидаться, пока он проснется, и его допросят, а дал деру из поселения, по пути прихватив долото и большой молоток из ближайшей кузни.

Признаюсь, я совсем не жалую воровство, мало того, считаю, что каждого вора нужно карать по закону, но у меня не было выбора – мне нужно было во что бы то ни стало расколоть камень на несколько маленьких частей и посмотреть, как он будет себя вести.

Я дал самому себе зарок, что как только разделаюсь с амулетом, верну инструменты обратно в кузницу, и, успокоенный, ушел в холмы. Отдалившись на значительное расстояние от поселения, я принялся искать подходящий для моих целей большой камень, который служил бы мне основанием, когда я буду пытаться расколоть амулет.