Повелитель Ижоры - Александр Егоров Страница 36

Мать похоронили на холме Калмистомяки, и Корби остался совсем один. Стрелял из отцовского лука белок, шкурки носил в ближнюю деревню. Тем и жил.

Но колдун не забыл сироту. Как-то зимой пришел, принес дров, напоил мальчика таинственным отваром, от которого ему сразу стало тепло и не так грустно, а потом (шепотом и с оглядкой) принялся рассказывать то ли предания, то ли правду.

Поведал он о краях и не далеких, и не близких: об ижорской земле и потаенном поселке Изваара – там, на горе над быстрой речкой, – и о старой башне, в которой живет могущественный волшебник, конунг Ингвар.

У этого конунга есть множество чудесных вещей. Он пользуется особым покровительством богов, поэтому никому еще не удавалось безнаказанно пробраться в его землю. Даже шведы-руотси его боятся и обходят границы Ингрии стороной. А сам Ингвар впускает к себе лишь совсем молодых ребят и девушек, учит их дивным наукам и отсылает спустя некое время обратно, с удивительными подарками. А кого и не отсылает совсем. Ходят смутные слухи, что самых лучших милостивые боги берут живыми в небесный город, который руотси зовут Асгардом… За это многие старейшины недолюбливают Ингвара, но он-то, колдун Велко, точно знает: конунг Ингвар – не просто волшебник, а никто иной, как сам Паркун, он же Перун, повелитель молний, а дети, побыв у него, тоже становятся посланниками богов.

Вначале Корби не поверил колдуну. Но тот сердито насупился, полез куда-то к себе под тулуп (изрядно потрепанный, однако крепкий, новгородской работы) и скоро вытащил мешочек, перевязанный бечевой; из мешочка он добыл никогда не виданную Корби вещь.

Вещь была с палец толщиной, из сияющего гладкого металла светлее серебра, и довольно веская. На широком торце ее поблескивало круглое слюдяное окошко, к другому концу прикреплен был черный крепкий шнурок. Колдун показал диковину и так и эдак, потом повернул слегка вокруг своей оси, и – вот чудо – слюдяное окошко осветилось изнутри, будто там, внутри, вспыхнула звезда с неба. Луч света проник в темные углы хижины, где прятался серый мохнатый домовой, и под просевший потолок. Старый дом сразу показался Корби постылым и убогим.

«Это Паркунов свет, – сказал колдун важно. – Паркун взял силу у молнии и заключил ее в волшебных палочках. Там внутри две такие, с рунами „GP“. Мне все это сам великий Ингвар подарил, в знак милости».

«Ингвар всемогущ? – спросил простодушный Корби. – Он сможет оживить мать и наших?»

Орбуй погладил его по голове.

«Они ушли в костяные леса Похъёлы, откуда нет возврата, – серьезно отвечал он. – Но говорят, что великий Ингвар бывал и там. Пойди, поклонись ему. Его сила велика, и не нам, смертным, судить о ней».

Бедняга Корби поверил всему и сразу. Американский фонарик «Maglite» горел для него путеводной звездой. Ему уже виделся могучий Ингвар, повелитель Ижоры, который умеет воскрешать мертвых и подчинять себе всех живых. А сам он, Корби, станет под его началом настоящим героем.

Он расспросил колдуна, куда нужно идти. И назавтра же отправился, не боясь холодов, – по замерзшим болотам, озерам, через Неву-реку. Ночевал у карел на заимках, где его кормили, жалели и даже хотели женить. Дорогу не спрашивал, шел по солнцу и звездам, как велел колдун. И вот пришел, и даже не устал в пути. Пришел, чтобы спросить: правда ли великий конунг Ингвар может все, как о нем говорят люди?

Великий конунг с грустью смотрел на юного охотника, такого бесстрашного и упрямого – и такого при этом доверчивого. Он не знал, что ему ответить. Он размышлял.

«Нет, Корби, – сказал он наконец. – Я не все могу. Но я клянусь тебе: в свое время ты снова увидишь родителей. И твою сестренку, Пилтти. В свое время, понимаешь? И тогда ты поможешь отцу починить лодку, и сам приглядишь за сестрой, и твоя мама не умрет от скоротечной чахотки».

Он помолчал и добавил:

«Но если это случится слишком рано… извини: я не всесилен, Корби».

Корби, кажется, понял. Он с минуту постоял молча – и вдруг опустился на колени, прижал обе руки к груди и склонил голову.

В тот же день конунг Ингвар зачислил юного Корби из Суоярви в дружину на правах младшего гридника.

С тех дней прошло лет шесть. Корби служил конунгу верой и правдой. Он стал непревзойденным стрелком и начальником гвардии.

И вот теперь сделался боевым наставником молодого ярла.

Целыми днями Фил занимался с Корби боевой наукой. На заднем дворе казармы, заросшем мягкой травкой, они рубились на коротких карельских мечах, больше похожих на тесаки – с односторонней заточкой. Сперва такое оружие показалось Филу неудобным, но когда он приноровился отбивать удары тупой стороной меча, то понял, что северные кузнецы не были такими уж простачками.

Оружие нравилось Филу. Меч отлично ложился на руку, хоть и был тяжеловат, а с финским охотничьим ножом молодой ярл вообще никогда не расставался; нож этот ему подарил Корби. Рукоятка его была обтянута засаленным кожаным ремешком, а темное лезвие (нож был выкован из карельского болотного железа) было безупречно острым.

И все же меч он любил больше. «Было бы неплохо, – думал Фил, – оказаться в Питере с таким мечом. Там, на автобусной остановке. Пусть бы этот гад только протянул руку к моему спикеру».

Ему уже представлялось, как отрубленная рука лежит на асфальте. Интересно, будет ли она дергаться? Нет, наверно, не будет. Разве только пальцы разожмутся. И кровищи натечет целая лужа.

Фил сам сжимал кулаки, и молчаливый Корби хлопал его по плечу.

Понятно, что на первых порах они боролись вполсилы, но ученик делал успехи: в точности удара он, пожалуй, не уступал учителю (пригодились навыки визионера). Корби, даром что родился охотником, ловко умел перекидывать меч из руки в руку, Филу до этого было далеко. И еще он довольно скоро выдыхался. Не желая в этом признаваться, своей волей прекращал бой, предлагал наставнику поучить чему-нибудь и Ника. Выбив у младшего ярла оружие уже на третьем ударе, Корби останавливался и терпеливо ждал, пока меч будет поднят. А Ник садился на траву, жалобно смотрел на обоих, делал вид, что вывихнул плечо, но впустую.

– Ники, вставай быстро, – погонял Фил. – Дави, Россия! Бей лопарей! Чего тормозим-то?

Корби, поигрывая тесаком, скупо улыбался. Он не обижался даже на «лопаря», хотя лопари-саами, которые жрут сырую оленину, были гордому карелу противны. «Попробуй-ка его подлови, – думал Фил. – Да и лет ему сколько?»

Корби было двадцать, а может, и двадцать один. Поэтому или еще почему, но лицо его чаще бывало грустным, чем веселым; Фил замечал, с какой тоской иногда их наставник глядит на недавно принятых пацанов вроде Яниса с Ториком, да и на Ника тоже. Скоро Корби предстояло покинуть Извару и отправиться в деревню изгнанников. Никто не знал, когда и как это случится. Таков был порядок.

Порой они развлекались стрельбой из всего, что только могло стрелять. Здесь Корби просто не было равных. Он стрелял из винтовки с колена, с упора, навскидку и как угодно. Стрелял из «Макарова» не целясь – просто как будто бы указывал на мишень пальцем, после чего в ее центре возникала аккуратная дырка. Наконец, он стрелял из лука тяжелыми, убойными стрелами с черным оперением и другими, легкими, которые уносились к цели с опасным писком и вонзались в кружок целыми пучками.