Младший конунг - Вера Ковальчук Страница 36

Воспитанник Адальстейна слушал невозмутимо, с легкой улыбкой.

— Я — христианин, — ответил он. — Мы можем жениться только на одной женщине, и не расторгаем брак. Таковы наши законы.

Хильдрид пожала плечами.

— Я не знаю законов христианской веры. Законы Нордвегр говорят иное. Я знаю одно — любовь может пройти, и конунг вспомнит о том, что на земле существуют и другие женщины, кроме его жены.

— Ты знаешь о том, что любовь проходит? — улыбнулся Хакон. Он смотрел на собеседницу очень внимательно, так внимательно, что и не слишком сообразительный человек понял бы — вопрос этот значит нечто большее, чем просто прозвучавшие слова.

И Гуннарсдоттер, конечно, поняла, на что намекает конунг.

— Мы с мужем прожили двадцать лет, — сказала она. — Но он не был правителем.

— Разве, будь он правителем, ваша жизнь была бы иной?

— Возможно.

— Я прошу у тебя руки Алов не для того, чтоб потом оставить ее. Я все обдумал.

Хильдрид покачала головой. Потом рассмеялась.

— Что ж, полагаю, мнение дочери мне спрашивать не надо. Верно же?

— Ее я уже спросил. Она согласна.

— Разумеется. Кто бы сомневался, — проворчала женщина. — Я вот что хочу узнать — у вас есть причина торопиться? Алов непраздна?

— Она мне ничего не говорила. Я не думаю, что это так.

Она фыркнула.

— Ладно. Пусть будет так. Пусть выходит, раз хочет.

— Тогда я должен узнать, какова будет сумма выкупа за девушку.

— Ха... Ты готов платить вингу? Но это же языческая традиция.

— Должен же я уважать заблуждения людей, которыми собираюсь править, — усмехнулся Хакон. Хильдрид вспомнила их разговор и рассмеялась. — И заблуждения матери моей будущей жены. Какой выкуп ты хочешь?

— Пусть конунг сам решит, какого выкупа достойна его будущая жена.

— Ага, это способ выманить у жениха побольше, я прав? — пошутил он.

— А то как же. И, как я понимаю, ты хочешь, чтоб из Англии я привезла согласие Орма.

— Я достаточно уважаю тебя, чтоб ограничиться твоим согласием. И тебе же выплачу все серебро. Алов — твоя дочь, и только ты можешь ею распоряжаться.

— Сдается мне, прежде тебя не беспокоило, кто там может распоряжаться ею, ты все решал сам.

— Я готов исправить свое упущение.

Хильдрид поднялась с валуна и накинула на плечи плащ. Теперь она улыбалась.

— Но ведь Алов не христианка. Как и я. Это тебя не останавливает?

— Нет. Она согласна принять христианство. Мой духовник послезавтра осуществит таинство крещения.

Улыбка сбежала с лица Гуннарсдоттер. Она отозвалась не сразу.

— Дочка так легко отказалась от веры своих предков, — Хакон ничего ей не ответил. — Что ж. Закон жизни. Она очень любит тебя, я это вижу. Предчувствую, что она родит тебе таких же непокорных дочерей и сыновей, как и она сама.

— Так это прекрасно. Только из непокорных детей получаются хорошие правители.

— Говоришь о себе, — рассмеялась женщина.

Они вернулись в поместье.

Подготовка к походу заняла несколько дней. Викинги Хильдрид были только рады, когда узнали, что им предстоит сходить в Англию. Большинство из них оставили в Англии семьи, и теперь надеялись забрать их в Нордвегр. Остальные — помоложе — устали от ничегонеделанья. Они почти с радостью собирали боевую справу, приводили в порядок оружие и корабль. В трюмы загружали припасы — сушеную и копченую рыбу, копченое мясо, сухари, фрукты, орехи, плетеные из луба коробки с домашним сыром и даже соленым маслом, крупы и сало — и деревянный ящик с песком, куда можно было положить горячие угли и готовить прямо на палубе корабля.

Перед Хильдрид развернули новый парус — полосатый, ало-серый, подаренный ей Хаконом, а если точнее, то Сигурдом. Осмотрев его, она велела поднять парус на борт. Альв натирал топленым салом трущиеся деревянные части, а Хольгер обновлял веревочные петли везде, где они были. Если веревка или канат отказывают в море, это может грозить огромной опасностью. Такелаж должен быть таким, чтоб ему можно было доверять.

Гуннарсдоттер проводила очень много времени в поместье, вместе с Хаконом и его ярлами. Нордвегр, избавившийся от Эйрика, медленно успокаивался. Впрочем, даже будь у власти Кровавая Секира, в разгаре лета, так же, как и десятки, сотни лет назад, крестьяне занимались хозяйством, и для них куда важнее погода, чем то, кому отдан сан конунга. Но теперь подати, собранные с финнов и жителей Хейдмерка, стекались в Трандхейм куда быстрее. Их собирали зимой, потому что собранное куда проще было везти на санях, запряженных лосями и оленями, чем летом через десятки и сотни ручейков и речек, по валунам, кустам и мху.

Хакон воочию убедился, что ему будет на что содержать войско, и немалое. Конечно, с жителей Нордвегр податей собиралось куда меньше, чем с жителей той же Англии, но юный конунг успел понять, чем страна, в которой ему предстоит править, отличается от страны, где он вырос. На тингах Нордвегр признав права бондов на их земли, подтвердив все старые законы и обычаи, он тем самым отказался от податей, которые начал собирать с бондов Харальд и продолжил сдирать Эйрик. В какой-то миг Воспитанник Адальстейна пожалел об этом, но пример старшего брата был красноречив. «Жадность — грех, — улыбаясь, сказал он Хильдрид. — Так мне говорил мой первый духовник. Теперь я вижу, что это действительно так».

— Полагаю, твой жрец имел в виду другое, — ответила Гуннарсдоттер. — Но он прав, конечно. Жадничать — вредно. Но проматывать — ничем не лучше.

— Это я прекрасно понимаю. Но порой, чтоб не промотать страну, надо быть щедрым.

Прежде чем выходить в море — а это должно было быть уже второе долгое путешествие на «Лососе» после зимовки в этом году — женщина-кормчий решила «обкатать» его, то есть предпринять короткое путешествие по фьорду. Небольшая прогулка, которой заинтересовались почти все ярлы конунга — именно они и сели за весла. Приглашали и Хакона, но он отказался, сославшись на важный разговор с Сигурдом. Все веселились, будто на воде их ожидал шумный пир, сладкая еда и вкуснейшее ячменное пиво. После прибытия в Хладир из Вика это был первый выход в море; первый, когда на корме будет сидеть лучший кормчий Нордвегр (так о ней говорили теперь, когда она пользовалась признанием конунга), первый, когда корабль будет испытываться перед долгой дорогой.

На драккар с матерью напросилась и Алов. Она избегала Хильдрид с тех пор, как та появилась в Трандхейме, а после праздника летнего солнцестояния все поглядывала смущенно, но не подходила. Гуннарсдоттер не приставала к ней, да и дел у нее было много. И говорить, в общем, не о чем. О близящейся свадьбе ей куда лучше расскажет жених.

Теперь Алов уселась на кормовую скамью рядом с матерью. Она долго молчала, но когда гребцы на веслах окончательно развеселились — сперва они болтали, а теперь принялись горланить песни — вдруг прижалась щекой к ее плечу. Море было спокойным, и женщина отняла левую руку от руля. Похлопала дочь по колену.