Свет истины. Хроника второя - Игорь Недозор Страница 36

В углу горка с серебряной посудой (сразу видно, что каюта принадлежит женщине), в середине — отлично сервированный стол, покрытый белоснежной скатертью. Два прекрасных серебряных канделябра заливали салон светом, от которого поблескивали зеркала и скрещенные клинки, висевшие над дверью.

На полке в углу Эохайд заметил книги. Прилично — с дюжину.

Прищурившись, он прочел названия.

Был тут сборник арбоннских стихов какого-то дю Консарра, толстый том «Землеописаний материка Иннис-Тор» фрисландца Максимилиана ванн Гастена, четыре лоции: все не какие-то, а секретные, со следами сорванных свинцовых переплетов — такие стоят дорого. С удивлением отметил Эохайд и «Навигационные исчисления посредством армилляра» амальфийца Баччо Строцци — про которого даже столь далекий от учености человек, как он, знал, что тот был гениальный математик и, ни разу не выйдя в море, спас тысячи моряцких жизней своей усовершенствованной системой навигации и новыми картами.

Он преисполнился к Игерне еще большего уважения.

Обычно многие капитаны — не то что «вольных добытчиков» и «купцов», но и лощеные офицеры службы короля — из всех книг обходятся Святым Писанием, да и то открывают редко.

Правда у Миледи Ку вот библиотека получше, чем у иного властителя Старых Земель — со всех взятых кораблей ей притаскивают. Ну так ей положено, она из себя настоящую дворянку разыгрывает.

Еще у Рагира, как говорят, два сундука магических книг — так ему тоже вроде по штату положено — он как-никак чернокнижник. По слухам…

Появилась Хор'Тага с подносом, чтобы тут же исчезнуть.

На чеканном серебре дымилась жареная свинина с пряностями и луком. В филигранных бокалах чернело благородное вино.

«Аскривера» — по запаху определил Эомар.

— Присаживайся, Счастливчик, — небрежно взмахнула хозяйка рукой. — Будь как дома!..

Он слегка удивился. На ней был не ее любимый мужской костюм, а женское платье. Причем платье восточное — переливчатое, струящееся, закрывающее вроде как все тело, но при этом так соблазнительно обтекающее фигуру (впрочем, может дело больше в фигуре?).

Принюхался — от девушки чуть пахло каким-то тонким парфюмом.

— Что за духи? — поинтересовался между прочим.

— Розовое масло… Немного.

Он поглядел на ее чуть влажные волосы.

— Что смотришь? Ну да, я выкупалась. Иногда помыться тоже надо.

Ему стало почему-то чуть неловко — хотя перед визитом он и сам надел чистое барахло и вылил на себя пару ковшей пресной воды.

А потом стало не до посторонних мыслей, ибо она вдруг поцеловала его в губы. Крепко и страстно.

Эохайд на мгновение растерялся, но тут же обнял Игерну и ответил на поцелуй.

— Я рад, что ты меня пригласила…

— Молчи, — прикрыла ладонью ему рот. — Сегодня ночью слова лишние…

Порхнула мимо стола, отдернула занавеску и, подойдя к кровати, призывно посмотрела на мужчину.

Капитан сначала усомнился, так ли понял ее. Уж слишком неожиданным был поворот. Почти целый год он тщетно добивался хоть какого-то расположения Бесстыжей. И вот теперь она сама позвала его…

Он смотрел на ее волосы, на блики в ее глазах,

— Все это — безумие, — сказал он. — Никогда мы не…

— Молчи… — попросила она. — Я так устала быть одной… Ты не представляешь, как я не хочу быть одной!

И он, уже ни о чем не раздумывая, раскрыл ей свои объятия — она все еще дрожала всем телом.

Она прижалась к его груди, и Эохайд мгновение помедлил, не сразу сомкнул руки — не от нерешительности, а от удивления. Потом крепко и нежно обхватил ее и почувствовал, как дрожит ее сильное стройное тело. Полуоткрытые губы оказались совсем близко, они тоже дрожали, но эту дрожь он успокоил своими губами, и они стали вдруг нежными, мягкими, и тут она сама обхватила его руками, еще теснее прижимаясь к нему… Их губы лихорадочно искали друг друга, языки, нетерпеливо сталкиваясь, пытались проникнуть дальше. Наконец она на мгновение отклонилась, чтобы вдохнуть воздуха, и он увидел ее глаза совсем рядом…

Шелковая рубаха скользнула с плеч, не оставляя больше никаких сомнений. Эохайд ринулся на абордаж.

— Люби меня! Люби сейчас. Всегда!

Он притянул к себе девушку и крепко прижал к обнаженной груди.

— Потуши свет, — попросила она, и Счастливчик дунул во всю мощь на свечи…

Когда он медленно расстегнул последние крючки на камзоле и спустил его с плеч, девушка в ответ не шелохнулась, лишь почувствовала, что силы покидают ее, и, чтобы не упасть, ей пришлось привалиться к сильной мужской груди, ища опоры.

Она притянула к себе его голову и выгнула спину, груди напряглись и приподнялись навстречу его ласкам.

Ожидание наслаждения становилось невыносимым. Счастливчик схватил добычу на руки и бросил ее на кровать. Встав на колени, принялся жадно целовать тело, пахнущее острыми умащениями, возбуждающими желание.

Их тела яростно искали друг друга, сталкиваясь в крепких объятиях, отчаянные, торопливые поцелуи смешивались с запахом разгоряченной кожи…

Его руки скользили по ее телу и не могли насладиться им, в эту минуту он жалел, что у него не десять, не тысяча рук, он целовал ее, задыхался, пытался оторваться от ее губ… Ему это удалось, и он припал к ее грудям, спрятал свое лицо между ними, сдавил их руками и целовал, целовал, целовал…

Она изогнулась, снова сжала его голову и совершенно неистово, с какой-то безумной страстью опять впилась в его губы… Он ничего не видел, не слышал, не понимал, для него она была теперь всем миром, всей Вселенной — она и только она! Он изнемогал, чувствуя, что если это небесное блаженство продлится еще хотя бы минуту — то он умрет, не выдержит! Но он не умирал, а лишь восходил все выше и выше по лестнице сладчайшего на свете чувства.

Они оказались единым целым, словно всю предыдущую жизнь каждый из них только и делал, что искал другого. И не нужны были слова, предваряющие то, что и так неизбежно. Они кидались друг к другу с какой-то неестественной стремительностью, соединяясь резко, быстро, без слов. Иной раз, когда вдруг сбивался ритм ее ускоренного дыхания, когда обнаженные бедра ее с силой обхватывали его, ему казалось, что, наконец, она принадлежит ему. Уткнувшись губами ей в грудь или шею, чувствуя, как сильно пульсирует кровь в ее жилах, он крепко держал ее, прижимая запястья к постели, и входил, входил в нее так глубоко, словно хотел добраться до самого сердца…

Прошло много времени, но было еще темно, когда Игерна повернулась на бок и зарылась лицом в ямку на его плече. Полусонный, он почувствовал, как прижимается к нему обнаженное тело.

Эохайд отстранился и поднялся, глядя сверху вниз на белое, как снег, тело Игерны, такое таинственно прекрасное, каким может быть только женское тело во мраке ночи, освещенное лишь неясным лунным светом.