Оловянная принцесса - Филип Пулман Страница 36

Потом, придерживаясь левой рукой за стену, он заторопился прочь настолько тихо, насколько это было возможно. Дойдя до поворота, остановился на минуту и обернулся. Слабый свет неподвижно отразился на влажной стене позади него, шаги остановились.

Он услышал мужской голос, говорящий с беззлобным упреком:

— Ну, все, все! Поплакал, и будет, старина. Лутц вернулся. Видишь? Я просто поднимался наверх, чтобы размять ноги и глотнуть свежего воздуху. Что ты там говоришь? Огонь? Пожар? Да нет, это только фонарь, ты не сможешь обжечься. Давай ложись и засыпай. Ты же не хочешь, чтобы Краус увидел, что ты не спишь, когда он заступит на дежурство…

Слабый крик страха, грубый хохот.

Джим послушал еще немного, но ничего больше не услышал. Он повернулся и побрел наружу из туннеля.

Через полчаса, когда часы дворца пробили один час, Джим открыл дверь в свою комнату. Его руки и лицо были запачканы, ботинки и штаны забрызганы грязью, рубашка была ледяной и липла к телу, поэтому, прежде чем будить графа, он решил немного привести себя в порядок.

Пытаясь тихо затворить дверь, он увидал сложенную записку на полу. Распечатав, он прочел ее:

Дорогой Джим, мне показалось, я должна рассказать тебе то, что я услышала сегодня днем. Я не знаю, что это значит, но почему-то это сильно меня обеспокоило:может быть, из-за того, как скрытно они себя вели, может быть, из-за того, что я услышала…

Это была позавчерашняя записка от Бекки с рассказом о неумышленно подслушанном ею разговоре в географическом кабинете. Прочитав ее, Джим растерянно опустился на кровать; теперь уже не было никакого смысла идти к графу. Джим почувствовал, как твердая почва уходит у него из-под ног. Весь этот мерзкий дворец насквозь пропитан заговорами и тайнами. Ах, чтоб он весь рухнул с оглушительным треском на головы этих трусливых интриганов! Но, конечно, не на голову Аделаиды…

Подумать только, Аделаида старалась спасти эту вшивую дыру!

Джим чиркнул последней своей спичкой и сжег записку, никакая предосторожность не была теперь излишней. Но если он не мог пойти к графу, он все-таки еще мог обратиться к фрау Буш? Она должна была уже вернуться в свою комнату.

Он умылся, быстро переоделся во все сухое, надел туфли с каучуковыми подошвами и вышел из комнаты. В коридоре было темно, но он знал, куда идти: по лестнице до конца, вверх на чердак, до комнаты номер четырнадцать.

Перед дверью Джим замер, настороженно прислушиваясь. Бледный свет просачивался из-под двери, изнутри доносились тихие звуки, будто кто-то готовился ко сну. Он негромко постучал и в ответ услышал нервный возглас:

— Кто это?

Он повернул ручку двери и вошел внутрь, бесшумно закрыв за собой дверь.

— Яков, — сказал он. — Помните меня? Я как-то дотащил вам наверх в комнату сундук.

— Что вам нужно? Вы не слуга, это уж точно. Кто вы?

Старуха стояла у кровати в широком ночном платье и в кружевном ночном колпаке. Свеча рядом со столом подмигивала на сквозняке.

Джим ответил:

— Я личный секретарь графа Тальгау. Вы попались, фрау Буш. Я проследил за вами до самого грота сегодня вечером, и я видел человека, запертого под землей. Почему они держат там принца Леопольда? И с какой стати вы помогаете его жене?

Она беспомощно вздохнула и опустилась на кровать. Раз или два рот ее приоткрылся, но потом нервно сжался.

— Вам стоит рассказать мне все без утайки, — сказал Джим. — Вы ведь знаете, что она — та самая женщина, которая убила короля Рудольфа. Видите шрам у меня на руке? Это она ранила меня ножом. Я не удивился бы, если бы она стояла и за убийствами принца Вильгельма и принцессы Анны. Ваш муж был с принцем Леопольдом в тот день, когда, как говорили, он погиб, и теперь вы и сами втянуты в это же дело. Вы попались! Очнитесь и поймите это наконец! И отвечайте мне: что все это значит?

Она приложила руку к груди и закрыла глаза. По телу ее пробежала судорога, она вздохнула и тихо заплакала:

— Я ничего плохого не хотела! Все, что я делала, я делала из любви! Что же вы собираетесь сделать? Только не выдавайте меня барону Геделю! Он меня застрелит! Как и кому это сможет помочь?

— Расскажите мне все, — велел Джим. — А я сяду здесь и буду слушать. Мы совсем одни, и у нас полно времени. Рассказывайте.

Старуха забралась на кровать и натянула одеяло до ушей, дрожа, как будто ей было очень холодно.

— Я нянька принца Леопольда, — начала она. — Я была нянькой им всем, но его я любила больше остальных. Когда он женился, я первая узнала это от него самого; он тайно привел ко мне свою жену, чтобы мы познакомились. Он хотел, чтобы я одобрила его выбор, вы понимаете. Он был ближе ко мне, чем к кому-либо. Мне она не очень понравилась, но не мне было выбирать жену для принца, и к тому же она его любила — по-своему, конечно; она была пылкой и страстной; и я видела, что она будет верной, а ему это было очень необходимо; ведь он всего боялся — боялся своего отца, барона Геделя, своего долга.

Потому я и хранила их тайну, но, само собой, это не осталось тайной надолго. Они узнали и прогнали ее, а его отправили в Риттервальд. Мой муж был там главным егерем. Они сказали ему, что нужно сделать: он должен был завести принца Леопольда в лес, убить кабана, но обставить все так, будто кабан сначала убил принца. Какие-то люди встретились с моим мужем в лесу и забрали принца в Нойштадт, в сумасшедший дом, где его держали в заточении. Я знаю это, потому что барон Гедель платил мне, чтобы я ходила туда и присматривала за Леопольдом.

— То есть все это придумал Гедель?

— О да!

— А король знал об этом?

— Это меня не касается. В глазах короля принц Леопольд умер, когда женился на той женщине.

— Значит, это Гедель решил оставить его в живых… Но ведь он сумасшедший, несчастный человек.

— А вы не стали бы таким же? Если бы вас заперли под землей, когда никто не знает, что вы живы, когда вам запрещено разговаривать с людьми? Конечно, он сошел с ума, бедолага! Я делала все, чтобы ухаживать за ним как можно лучше, но я видела, как им овладевает безумие, — постепенно, исподволь, как пустую комнату оплетает паутина. О, как я проклинала себя! Как я молилась, чтобы все вернулось на десять лет назад, когда ничего этого еще не произошло! Мой муж, бедный мой муж, он все знал, и он не мог смириться с тем, что сделал; он вскоре застрелился. Я присматривала за принцем Леопольдом всю жизнь — сначала за младенцем, потом за мальчиком, юношей, заключенным, сумасшедшим. Я ухаживала за ним в Нойштадте, а недавно, когда они перевезли его в грот, они и туда меня взяли, чтобы я была рядом с ним…

— Почему Гедель привез его сюда?

— Не знаю. Меня это не касается. Кажется, он хочет свергнуть ту девушку-англичанку… Вы ведь англичанин?

— Да.

— Я так и думала. Вы один из ее слуг?