Огонь в янтаре - Катерина Крутова Страница 36

—Ярл, батюшка, ты ли это!? Вот ведь радость нечаянная! Теперь хоть люд успокоится. А то все сами не свои из-за ящура окаянного,— тот, что постарше до земли склонился, а юнец молодой чуть на колени не шлепнулся и руки лобызать начал.

—Полно, братцы,— не любил Тур меж мужчин ни плаксивой слабости, ни раболепной покорности.— Рогволод, Хельг, распрямитесь.— Имена дружинных сами собой сорвались с языка. На память плохую воевода никогда не жаловался.

—Не время спины гнуть, да портки о камни протирать. Грядущее вэринг должен встречать с прямой спиной, ясным взором, решимостью в сердце и силой в руках.

Стражники согласно закивали:

—Что делать-то нам прикажешь? Гудит стольный град, что улей потревоженный. Ни в чем порядка нет.

—Службу свою по чести несите. Глядишь, уже в одном порядок устоится, а на него другое обопрется, и третье подтянется,— дав наказ, Тур направил кобылу вдоль крепостной стены.

—А ты-то куда, батюшка ярл?— не удержался старший вэринг, хоть и покраснел от стыда под гневным взглядом следующего за Туром Мошки.

—Дело у меня неотложное, особой важности,— бросил воевода через плечо, пряча в усах неудержимую мальчишескую ухмылку.

«Дело» Тура вышло на порог «Драконьего брюшка», повинуясь непреодолимому сердечному зову. Ясные, синие, что полуденное небо глаза, щурились, всматриваясь вдаль, туда, где над крышами и куполами Бабийхолма еще вился дымок тлеющих крезовых хором. Неспокойно было бабьей душе, будто надвигалось что-то неминуемое, а вот злое или доброе не поймешь.

—Лихо, не иначе, глаз темный прищурило,— решила Рёна, вытирая о фартук влажные руки.— С новой властью договариваться злата не наберешься, да и знать бы кому на лапу давать, а то пустые траты дыру в кошеле протрут.

Над околицей поднялась пыль. К постоялому двору приближалась группа всадников — воинов, судя по выправке.

—Ну, вот и первые пожаловали, долго ждать не пришлось,— нахмурилась хозяйка, но, приглядевшись, всполошилась, схватилась за грудь, где забилось, затрепетало крылами глупое сердце. Золотились на солнце кудри с проблесками седины, тусклым блеском отливал легкий доспех, развивался на ветру алый потертый плащ. Тур!

Замерла Рёна, глазам своим не веря, краткий миг раздумывая, что пристало приличиями, а затем рассмеялась звонко, будто девчонка, горя не знавшая, развязала, бросила оземь кухонный фартук и кинулась со двора навстречу дорогому гостю.

—Рёнушка, голубушка моя!— ярл уж спешился и сам торопился к ней, распахнув объятия.

—Соколик мой ненаглядный, солнце ясное, Тур!— кинулась на шею, шепча ласковое, сокровенное, подставляясь поцелуям жарким и сама целуя в ответ.

Хмыкнули, переглядываясь, рудный с Мошкой, да ту же притихли: Рёна с Туром одновременно, лобызаний не прерывая, вскинули руки, грозя вэрингам кулаками.

—Стоят друг друга,— одними губами шепнул старший товарищу, и юный кивнул, соглашаясь.

—Ой, да что это я на пороге-то вас держу!— хозяйка «Драконьего брюшка» внезапно одумалась, оторвалась раскрасневшаяся от богатырской груди и суетливо затараторила,— устали с дороги, небось, надобно и присесть в тепле, и покушать сытно. Пироги-то горячие еще, да и о медовухе со сбитнем я похлопочу…

Рёна ринулась было внутрь, увлекая за собой вэрингов, да Тур не дал, удержал за руку, обратно к себе притягивая:

—Нет у нас времени на пиры и разговоры длинные, лишь один вопрос задать тебе хочу, а после о защите Вельрики думать надо,— строго, серьезно звучал воеводов тон. Женщина подобралась, напрягаясь внутренне, готовая ко всему. А ярл внезапно под бородой зарумянился, будто чего смутившись, закашлялся, горло прочищая, и молвил:

—Нет у меня ни дворца, ни гор златых. Жизни покойной и долгой обещать не могу, да и сам давно за зенит отведенных дней перевалил. Но мочи нет медлить. Знать я должен — пойдешь ты за меня, Рёна?

Женщина замерла, моргая часто-часто, прогоняя непрошенные, застилающие глаза слезы. А после подняла голову и, встретив безотрывно ждущий ее ответа взгляд, сказала твердо:

—Пойду, ярл Тур. Душой и телом твоя я навеки.

* * *

К вечеру Тур дозором объехал весь Бабийхолм. Весть, что воевода вернулся, мигом облетела стольный град и окрестные стада. Те, кто служил под его началом, один за другим присягали в верности, не ища и не представляя другого правителя.

—Возьмешь нас под свое начало?— спросил дряхлый старик, ушедший на покой с воинской службы, когда сам ярл еще безусым юнцом был. И звучал этот вопрос весь день снова и снова, точно весь Бабийхолм под защиту просился, а следом за ним и вся Вельрика.

Потянулись к ярлу дружинники за приказами, а купцы и главы дворов за советом. Одних ярл привечал, собирая подле себя и ведя обстоятельные беседы, других покамест держал поодаль, скорых решений не принимая. Вместе с Крезом сгорели заживо несколько близких прислужников, но при том и дворовый, и хоромный люд весь уцелел. Однако ж, оставшись без хозяина, вел себя подобно безголовой курице — то без толку суету разводил, то под ногами путался.

Оглядев заваленный обгоревшими бревнами двор, Тур приметил крепкого еще старика, тянущего волок с утварью и пару измазанных сажей мальцов, подтаскивающих и загружающих к нему уцелевшие пожитки.

—Василь, неужто решил крезовым скарбом разжиться?— усмехнулся ярл, признав в старике приказчика, служившего в тереме еще при предыдущем правителе.

—Надобен он мне,— скривился Василь, с трудом распрямляя спину.— Малфухе таскаем, она что можно латает, чистит. А я учет сохранного веду.

—И много сохранилось?

—Считай, почти все, кроме нарядов золотых да перин пуховых, что в покоях Крезовых были. Дождь тушить подсобил, да и люд быстро на помощь сподобился. Так-то крышу обновить, галереи взамен сгоревших возвести, да сажу соскрести. Ну, еще и расписать по новой стены придется, боюсь, подвиги Великого Креза огонь подчистую слизал.

Тур потер бороду, пряча улыбку.

А вот вэринг с рудными волосами не сдержался:

—Таких подвигов мой малец по дюжине на дню совершает — он тоже брехать горазд!

Над двором разнесся смех. Знал люд цену Крезовым свершениям.

—Яшка!— Тур грозно нахмурился, призывая к порядку. Позорить память убиенного правителя было не время и не место.— Постыдился бы, еще тело остыть не успело, а ты…

—Дядь, так там стыть нечему — одна зола,— встрял мелкий пострел, что Василю помогал с утварью. Приказчик тут же наградил скорого на язык сорванца звонкой затрещиной. Тот обиженно охнул и насупился, а взрослые мужчины постарались сохранить на лицах вид суровый и осуждающий.

—Скажи, Василь, за сколько сможете расчистить тут все?

—За седьмицу с мальцами управимся,— старик глянул на притихшую парочку юных помощников.

—А если главным тебя назначу и мальцов дам чуть постарше и слегка посильнее?