Джокер - Даниэль Дакар Страница 36

— Сам знаешь, Николай, дел невпроворот, только собрался выезжать… а, да что говорить!

Сазонов понимающе кивнул. Выйдя в отставку, он намеревался отдохнуть, да уговорили возглавить кафедру тактики космического боя в Военной академии. И казалось бы — уж на что тихое местечко, синекура синекурой, да и там не понос, так золотуха. Ох, годы наши, раньше и трава зеленее была, и водка крепче…

Цинцадзе присел к столу, водрузил на относительно свободный уголок принесенный с собой компьютерный блок, азартно потер руки, скрывая нервозность, и вопросительно уставился на сотрапезника:

— Что пить будешь, Николай?

— Да Бог с тобой, Ираклий, среди бела дня?! До заката еще о-го-го сколько! Да и ты, похоже, работать собрался даже за обедом! — шутливо всплеснул руками граф, кивая на блок.

— Будешь, пить, дорогой. Будешь, это я тебе говорю. Только реши, что, — настроение князя передалось Сазонову, и он серьезно кивнул:

— Тогда коньяк.

Ираклий Давидович сделал заказ, дождался, когда расторопный официант поставит на стол пузатую бутылку и прикроет за собой дверь, разлил благородный напиток по бокалам и внимательно посмотрел на графа.

— Николай, тебе что-нибудь говорит имя Алтеи Гамильтон?

— Алтея Гамильтон? Ну… разумеется… защита каравана переселенцев с Картана, бой в системе Кукушкина Гнезда… виртуозный бой, кстати, судя по отчетам. Расстреляв весь боезапас, протаранила флагман нападавших. Благодарные картанцы установили памятник в кампусе Военного факультета Академии Свободных планет. А почему ты спросил?

— Видишь ли, Николай… — Цинцадзе немного помялся. — У меня есть все основания полагать, что именно Алтея Гамильтон была той самой Алей, о которой говорил Саша в своем последнем сообщении.

Граф ссутулился и разом постарел. Исчезла молодцеватость, резко проступили морщины, глаза потускнели и полузакрылись, скрывая давнюю боль.

— Что ж… У мальчика был хороший вкус… Эх, Сашка, Сашка… Постой, Ираклий. Ты сказал — «основания»? Какие?

Князь, не отвечая, развернул виртуальный дисплей, пробежался пальцами по клавиатуре, удовлетворенно кивнул чему-то, невидимому для друга и, наконец, поднял глаза на Николая.

— Основания… Самые серьезные основания, дорогой. Примерно через восемь стандартных месяцев после смерти Саши и за полгода до собственной гибели Алтея Элизабет Гамильтон родила дочь, Мэри Александру.

С этими словами Цинцадзе повернул изображение к собеседнику. Сазонов задушенно охнул: с дисплея улыбалась кому-то молодая женщина в форме. Погоны, ордена, два пальца, вскинутые к кромке берета и упирающиеся в крест на виске… все это граф разглядел потом. А сейчас он не сводил глаз с лица, такого знакомого… Николай Петрович слепо зашарил рукой по столу, князь быстро вложил в пальцы бокал с коньяком и, сочувственно улыбаясь, смотрел, как пьет, явно не чувствуя вкуса, старый адмирал.

— Как ты, Коля? — осторожно спросил Ираклий Давидович. — Может, врача? Мои орлы тут, за углом…

— Не… не надо врача… — просипел прикипевший взглядом к дисплею Сазонов.

— Ошибки никакой быть не может, сравнительный анализ биокарт и ДНК-грамм делал сам профессор Гаврилов. Это Сашина дочка, Николай. Ваша с Ольгой внучка.

— Да ну тебя, Ираклий! Какие, к черту, биокарты, и так все ясно! — взорвался граф, приподнимаясь с места и сверля Цинцадзе взглядом. — Как ты ее нашел?! Где?!

— Это не я ее нашел, это Никита Корсаков ее нашел. Помнишь мальчика? Да ты сядь, сядь.

— Помню, — пробормотал Сазонов, опускаясь в кресло. — Хороший мальчик, смышленый, с воображением. Ну так он и контр-адмирал в свои годы, совсем неплохо… Да, и что?

— А то, что девочка — майор ВКС Бельтайна.

— Постой-постой… так это же там давеча…

— Вот именно, — кивнул князь. — Пиратский налет на планету. Ордером корветов, сопровождавших к зоне перехода эвакуационный транспорт с детьми на борту, командовала тогда еще капитан Гамильтон. Майора как раз за этот рейд получила. Подбили ее тогда, а Корсаков корвет на крейсер затащил. У него ж там старик Михеев служит, странно было бы, если б подобрать не смогли. Кстати, эскадра Корсакова там очутилась в ответ на просьбу о помощи. А просьбу эту Бельтайн отправил по настоянию твоей внучки, остальные в тамошнем Совете думали, что это бессмысленно. Вот такие пироги, Николай. — князь замолчал, сделал глоток коньяку, удовлетворенно пошевелил носом и задумчиво продолжил: — У меня-то к ней свой интерес был, и довольно давно. Помнишь, я тебе про деятеля одного шустрого рассказывал, Эрика ван Хоффа? Его ведь на Бельтайне арестовали, не где-нибудь. А сообразил, где его брать надо, не поверишь, полицейский пилот с позывным ноль двадцать два. Так он у меня и проходил по всем отчетам, имени я не знал, их шеф полиции своего человека как зеницу ока берег. А после того, как наши корвет подобрали, и капитан Гамильтон из лазарета вышла… Спокойно, Николай, сам Станислав Тищенко работал, не кто-нибудь! Да выпей ты уже, что ты не знаешь, куда коньяк пристроить! И закуси, а то будет нам с тобой от Ольги на орехи… ну так вот… о чем это я? Ах да. Мисс Гамильтон разговорилась со старшим помощником с «Александра», Савельевым, и, как почти коллеге, рассказала ему в качестве анекдота всю эту историю. Она ван Хоффа вычислила, она его и арестовала. И как тебе?

— Погоди, Ираклий. Погоди, не части. Ты мне об этом умнике когда рассказывал? Это сколько ж ей было лет?!

— Шестнадцать. Да это еще что — она на «Сапсане» с четырнадцати летала! Вот как бельтайн-ский Звездный Корпус закончила на три года раньше срока, так и пошла в полицию служить, дожидаясь возраста, когда в Академию на Картане можно будет поступать. Военный факультет с отличием, половина курса экстерном…

— По какой кафедре? — оживился Сазонов.

— По командной, друг мой, по командной, — усмехнулся Цинцадзе. — Тактическую у них обычные девочки заканчивают. Ну как — обычные? Выше среднего, но не уникумы. А уникумов на командную посылают. Ладно, что-то у меня в горле пересохло… Я выпью, пожалуй, а ты пока картинки посмотри.

Цинцадзе переключил что-то на блоке, и граф снова впился взглядом в дисплей, на котором в сопровождении неуловимо тревожной музыки разворачивалось действо. Хищный красавец-корвет проносится над бортом транспортника, усеянным абордажными капсулами, и струя выхлопа буквально сбривает их, оставляя обшивку невредимой. Из аварийного люка, изуродованного попаданием корабля, на броневые плиты причальной палубы выпрыгивает бледная до синевы бритоголовая девушка, надевает берет, подходит все ближе, видны запавшие глаза и высокомерная улыбка. Та же девушка сидит в гравикресле, вокруг нее рубка крейсера, она что-то объясняет столпившимся рядом с креслом русским офицерам. Ага, вот откуда был взят кадр, который Ираклий выбрал для представления внучки деду: она, уже в парадной форме с майорскими погонами, подходит к капитану первого ранга, вскидывает руку, он козыряет в ответ. Поле космодрома, жилистый мужик в незнакомой форме, с рукой на перевязи и обожженным лицом, что-то прикрепляет к кителю майора, она поворачивается лицом к камере, по бледной щеке ползет одинокая слеза, за спиной что-то скандирует восторженная толпа. Платформа, скользящая над поверхностью воды; девушка, облаченная в русский костюм для подводных погружений, сидит, устало привалившись к борту, и крепко сжимает непонятного назначения контейнер. А вот она уже в штатском, наматывает круги по комнате, время от времени ударяя ладонью в стену, лицо злое. А вот она просто спит, должно быть, в лазарете…