Инкуб. Строптивая добыча - Анна Вьюга Страница 36

И вот половина от этого месяца уже прошла.

Каждое утро к нам на чай являлся баронет, после чего брал Лили на прогулку. Я должна была следовать за ними в приличном отдалении из соображений благопристойности. Далее весь день до вечера заполнялся хлопотами с подготовкой приданого, гардероба невесты и матушки невесты, заказом приглашений на серебристой бумаге с завитушками и прочего, прочего, что сочли достойным уровня будущей баронессы.

В некоторые из вечеров мы приглашались в театр, на балет или концерт скрипичной музыки, до которых лорд был куда как охоч. В один из таких вечеров он в антракте затащил Лили в укромный уголок. Судя по всему, лез целоваться. И судя по всему, вполне успешно.

Весь остаток вечера она была непривычно тиха и молчалива. А ночью я слышала из комнаты Лили истеричные рыдания и звук бьющегося хрусталя.

Но утром она как ни в чём не бывало с приветливой улыбкой встречала баронета за чаем в парадной гостиной тёти.

В общем, ситуация плавно вела к своему логическому разрешению – успешное завершение мною карьеры гувернантки в этой семье и новый этап. Поиск работы с отличными рекомендациями в кармане.

О Велиаре я даже не слышала.

Только во снах он приходил ко мне. Каждую ночь. Каждую чёртову ночь.

Я просыпалась в слезах.

А однажды проснулась среди ночи, будто меня толкнули. Вскочила и бросилась к окну. Старое, скрипучее, маленькое – я едва смогла его открыть. Мне захотелось свежего воздуха. Невыносимо. Было такое чувство, что задохнусь, если не распахну настежь.

Моя комнатушка была на втором этаже. Окно выходило на улицу, и я любила наблюдать, прислонившись лбом к стеклу, как по неё снуют экипажи, цокают копытами лошади, торопятся прохожие. Суета затихала лишь с приходом темноты, и то не сразу – в столице везде горели газовые фонари, которые заправляли ушлые фонарщики с фитилями на длинном тонком шесте. Раньше, говорят, по улицам сновали специальные факельщики – часто мальчишки из бедноты – и освещали путь прохожим. Но потом участились случаи, когда такие безобразники заводили людей прямиком в тёмные переулки к своим взрослым подельникам, и губернатор наконец-то раскошелилсяна полноценное освещение.

Прогресс двигался семимильными шагами, в столице это было особенно заметно. Изобретались всё новые и новые механизмы. Всё меньше и меньше места оставалось человеку. Поговаривали, что один безумный учёный научился укрощать силу грозы и клялся, что скоро ни одного газового фонаря не останется. В каждом будет гореть маленькая молния. Как бы не оказалось так, что профессия фонарщика окажется вымирающей.

Интересно, грозит ли когда-нибудь нечто похожее гувернанткам?

Я ещё раз глубоко вдохнула ночного воздуха полной грудью.

В столбах фонарного света медленно кружился первый снег. Как же хорошо. Я любила это мгновение, особое, приходящее всего раз в году, когда кажется, что белая пелена укроет все проблемы и беды прошлого и на девственно-чистом холсте теперь можно проложить новые пути.

Обычно это оказывалось иллюзией, и первый снег очень быстро пачкался грязью множества ног.

Но сегодня ночью все спали и это сделать было некому.

Все. Кроме меня. И того человека, чёрный силуэт которого в тени противоположного дома я разглядела не сразу. Но тотчас узнала. По горячей волне, омывшей сердце и заставившей его биться чаще.

Мой кошмар, моё наваждение, моя боль, моя любовь.

Я замерла, вцепившись в подоконник пальцами до боли. Мои распущенные волосы развевал ветер с колкой примесью снежной пыли. Холодил голые плечи.

Не знаю, как долго он там стоял. Зачем приходил. И откуда у меня внутри родилось совершенно безумное и дикое предположение, что место прямо напротив моего окна было не случайным.

Я только одно знала точно. Если бы он сейчас перешёл дорогуи по белоснежному полотну проложил свой первый в эту ночь путь – ко мне… я бы впустила. Без колебаний и сожалений.

И на мгновение мне даже показалось, что силуэт колеблется и движется в мою сторону… но только на мгновение.

Почувствовав мой взгляд, инкуб отступил в темноту и растворился в ней.

Я смела снежинки с подоконника, затворила окно и свернулась клубком под одеялом в остывшей постели.

На следующий день баронет вытащил нас с Лили на прогулку по центральному проспекту города. Под предлогом некоторых необходимейших покупок к свадьбе, а как я догадывалась – просто покрасоваться молоденькой и хорошенькой во всех отношениях невестой. Разумеется, она не была против, тем более, что суммы, которые радостный жених выбрасывал по одному лишь движению её брови в каждую такую прогулку, кратно превышали годовой лимит её трат на ленты и шляпки от батюшки.

Ну а мне полагалось уныло тащиться сзади – достаточно близко, чтобы благочестиво держать в поле зрения свою подопечную, и достаточно далеко, чтобы дать им иллюзию уединённости.

В конечном итоге, всё это вышло боком мне. Потому что иллюзия уединённости у них как-то незаметно переросла в совершенно неиллюзорное чувство одиночества у меня.

Я шла по чужим следам, а всё, о чем могла думать – это девственно-белый снег минувшей ночью. Который так и не был нарушен.

Вся эта снежно-бестолковая грязь под ногами была исчерчена цепочками следов. Кто-то к кому-то спешил, торопился, ругал непогоду или скользкий, неудобный путь… спотыкался, поскальзывался, оставлял такие неровные овалы чёрных следов… И лишь ко мне – никто.

Я обнаружила себя стоящей посреди тротуара. Лили и её баронет уходили всё дальше, терялись в толпе, а я не могла найти в себе сил сдвинуться с места. Зачем мне туда? Я там не нужна. Им лучше без меня.

Выбившиеся из капора завитки взметнул холодный вихрь. Я поёжилась. Так и не купила ещё зимнего пальто.

А потом оказалось, что это был не ветер.

Всадник на вороном коне летел во весь опор по мостовой мимо, вгрызаясь шипастыми подковами в обледенелые камни. Мелкое крошево из-под них взбрызгивало во все стороны.

Но едва обогнав меня, конь встал на дыбы. Это всадник рванул повод. И повернул его назад.

Могучее, грациозное животное гарцевало надо мной, кося сверкающий чёрный глаз. А я медленно скользила взглядом вверх, по высоким жокейским сапогам, крепким мускулистым бёдрам, подтянутому торсу в тёмно-синем сюртуке…

Велиар смотрел на меня оттуда, сверху, не отрываясь. Пожирал глазами. Под тёмными нахмуренными бровями этот, чуть с прищуром, взгляд гвоздил меня к месту, сковывал по рукам и ногам. Я чувствовала себя совсем маленькой, запрокинув голову, подставляя лицо студёному жалящему ветру.

Кажется, он хотел что-то сказать. Или ждал каких-то слов от меня… но я стояла как вкопанная, и молчала, бессильно уронив руки. А вороной конь бил копытом, не понимал промедления, требовал продолжения стремительного полёта выпущенной из тугого лука стрелы.