Железный сокол Гардарики - Владимир Свержин Страница 36

– Ненавижу! – выдохнула Софья, яростно пытаясь выбраться.

Звук шагов в коридоре начал быстро приближаться.

– Тихо. – Я прижал упирающуюся женщину к стене. – Это сюда.

– Так продайте меня им, Иуда! – Она хотела еще что-то добавить, но я рывком накрыл ее одеялом и повернулся к двери.

Это движение оказалось весьма своевременным. Два факела в дверном проеме осветили пару ошарашенных бородатых рож.

– Как вы смеете?! – гневно поднимаясь на локте, рявкнул я. – Вон отсюда!! Прокляну!

У-у-у, – протяжно завыло внезапно проснувшееся в комнате эхо, оборачивая последний звук моей угрозы в подобие волчьего воя.

– В пыль развею! – крикнул я вдогон, но это оказалось лишним. Кроме поднятой опричниками пыли, развеивать было уже нечего.

– Подлец! Негодяй! Гнусный переветник! – Эти слова были мне воздаянием.

Сразу за ними последовал увесистый толчок между лопаток. Я сцепил зубы, чтобы не ответить ударом на удар, и резко повернулся.

– Моя прекрасная госпожа, если вам во что бы то ни стало надо убить меня, – перехватывая ее запястья и крепко прижимая их к телу, тихо заговорил я, – возьмите свое оружие и простите, что помешал вам. Пожалуйста, сударыня, продолжайте. Если у вас в Москве принято спасать человека для того, чтобы потом зарезать его, мне остается только подивиться такой странной традиции. Но, быть может, вы объясните, с чем связана внезапная ненависть?

– Вы изменник, – прошипела Софья. – Отпустите меня, гнусный предатель.

– Ну уж нет. – Я начал всерьез злиться. – Я ничем не заслужил столь звонких титулов.

– Пустите, – гневно вырывалась неистовая внучка Ширван-шаха. – Я вам поверила! Я рассказала, где искать мастера Гернеля! А вы, как Иуда из Кариота, продаете этого великого человека царю Ироду.

Слова девушки были все еще полны гнева, но цветистость речи свидетельствовала о том, что в ближайшие минуты я могу не опасаться быть зарезанным.

– В Иудее нет селения с таким названием, – чуть ли не на ухо тихо прошептал я.

– Что? – Она явно сбилась с хода.

– Мне пришлось изъездить Святую Землю вдоль и поперек. Там нет и никогда не было населенного пункта, именуемого Кариот. Это так же верно, как то, что я никогда никого не предавал.

– Я слышала, как Штаден докладывал мужу, что вы дали согласие ехать с ним к Новгороду. Не станете же вы отрицать, – ввязываясь в полемику, начала она, – что именно этот гнусный тип отвечает за розыск и поимку мастера Гернеля.

– Конечно, нет, – пожал плечами я, отпуская руки, переставшие оказывать сопротивление. – Дядю заметил какой-то лазутчик, посланный в лагерь мятежников под Новгородом. Вот Штаден и решил использовать меня в качестве наживки. Мне же это даст возможность без особых хлопот добраться до места встречи. А уж в новгородских лесах и болотах я и один, ну а тем более с дядей Якобом сможем дать изрядную фору и Штадену, и всей его сотне.

– Это правда? – как-то совсем по-детски спросила она. Казалось, сейчас рядом со мной совсем юная девушка, а не та гордая львица, интересовавшаяся недавно правительницами Англии и Франции.

– Как то, что солнце всходит на востоке.

– Слава тебе, Господи. Ведь я могла убить вас. – Она порывисто обхватила мою шею руками и поцеловала.

Ах нет. Это был даже не поцелуй, всего лишь легкое касание губ губами. Но этого оказалось более чем достаточно.

Я задохнулся. Кровь ударила в виски, точно сокрушительный таран, вышибающий створки крепостных ворот.

– Не так, – выдохнул я, прижимая ее к себе и страстно приникая к вожделенным устам.

Кулачки Софьи уперлись мне в грудь. Мгновение, еще мгновение, сопротивление ослабло, и я почувствовал, что мы с размаху проваливаемся в бездну, в которой нет ни княгинь, ни оперативников, а только мужчина и женщина.

Я пришел в себя от тихого стука в дверь. Светало. В комнате царил сумрак, но уже не такой беспросветный, как раньше. Где-то вдалеке шарахнулся от дурного сна первый московский петух и загорланил в ужасе, призывая на помощь солнце. Моя ночная гостья была уже на ногах. Только сейчас я смог разглядеть, что ее темное одеяние было униформой опричника. Возможно, даже самого звонаря этого волчьего братства. Софья оглянулась и быстро исчезла за дверью. Я снова провалился в сон.

Проснулся я от собственного залпового чиха. Лебяжий пух хорош под головой, но не в носу. Солнце поглаживало веки, разукрашенное цветными стеклами, но все-таки вполне яркое. В его зыбком свете вечным хороводом кружили пылинки, где-то красноватые, где-то зеленоватые, плавно перелетая из одного луча в другой. В первый миг я не мог сообразить – то ли привиделось мне ночное приключение в чудесном сне, навеянном Бабаевой настойкой, то ли случилось наяву. Я повернулся, приподнимаясь на локте. Так и есть.

В подушке красовалось сквозное отверстие, из которого выбивался лебяжий пух.

«Значит, все-таки это был не сон», – глубокомысленно заключил я и невольно подивился банальности этой фразы. Но подумать что-либо еще не успел, поскольку, с обычной бесцеремонностью распахнув двери, в комнату вломился Сергей с утренней порцией лекарств.

– Пациент, знаете ли вы, – с порога радостно провозгласил он, – что выдающиеся ученые медики Пражского университета с полной очевидностью установили: стоит больному уснуть, как моментально сыщется лекарь, который разбудит его, чтобы дать пилюлю от бессонницы. Ну что, почтеннейший, желаете скушать ложечку или только ее содержимое?

– Ты это о чем? – поморщился я.

– О том, что состояние стояния вашего самочувствия в сравнении со вчерашним вечером значительно усилилось. – Лис изобразил на своей физиономии глубокомысленное выражение. Затем поднял кулак. – Больной! Глядя на этот молоток, скажите: «А-а!!!»

– А-а, – недовольно буркнул я.

– Прэлэ-эстно. – Напарник расплылся в улыбке. – Самое время говорить «бэ».

Сергей повернулся к маячившему у дверей опричнику.

– Братан, больной нуждается в уходе санитара.

– Чего?! – переспросил караульный.

– Не чего, а кого, – пояснил самозваный эскулап. – «Патриа о муэрте», знаешь? Не знаешь. Запор мозговых извилин. Короче, мне нужно два ведра теплой воды.

– Зачем?

– Мозги пополоскать. Но шоб обязательно тридцать шесть по Цельсию. Или по Кельвину?.. В крайнем случае по Фаренгейту, но это на худой конец. В данном случае, как я полагаю, это неактуально. Понял?

– Ага. То есть не-а…

– Ну, тогда бегом! Ключевое слово – теплая.

Лис подтолкнул стражника к двери:

– Давай, давай. Шевели окорочками.

Ошарашенный Лисовой трескотней опричник выскочил за двери, оставляя нас наедине.