Сердце зимы - Роберт Джордан Страница 36

Круто развернув мерина, Севанна замолотила пятками по его бокам, пытаясь послать в галоп к потоку людей и фургонов, хотя вряд ли нашлась бы лошадь, способная нестись галопом по такому глубокому снегу. Вороной все же пошел быстрым шагом, но хватило его ненадолго. Терава и Сомерин, с лицами, ничего не выражавшими, словно маски, смотрели, как конь и наездница растворяются в белой пелене снегопада.

Важная деталь, по крайней мере для Фэйли. Напряжение – как натянутая струна арфы – и взаимная ненависть этих женщин. Слабость, которой можно воспользоваться, если придумать как. И в конце концов, тут, похоже, не весь клан Шайдо. Хоть и предостаточно их, судя по текущему мимо бесконечному людскому потоку. Но тут до пленниц добралась Галина, и все прочее вылетело из головы Фэйли.

Придав своему лицу выражение, отдаленно напоминавшее уверенное спокойствие, Галина, не сказав ни слова, сжала голову Фэйли обеими руками. Кажется, Фэйли охнула. Мир будто поплыл, а она рывком приподнялась. То ли часы пролетели, то ли проползли мгновения. Женщина в белом шагнула назад, и Фэйли свалилась ничком и лежала так, тяжело дыша в жесткую шерсть одеяла. Ноги больше не болели, но после Исцеления всегда просыпается зверский аппетит, а она со вчерашнего утра ничего не ела. Сейчас она в один присест проглотила бы тарелок десять чего угодно, похожего на еду. Усталости девушка больше не чувствовала, но мускулы из черствого пудинга превратились в кисель. Руки подламывались под тяжестью тела, однако Фэйли сумела подняться и неловко натянула на себя серое в полоску одеяло. Она была потрясена не только Исцелением, но и тем, что успела заметить на руке Галины, когда та схватила ее за голову. Благодарно взглянув на шрамолицего, Фэйли позволила ему поднести к ее губам горячее питье. Она боялась, что сама не удержит кружку.

Галина времени не теряла. Ошеломленная Аллиандре уже лежала ничком и старалась приподняться; полосатое одеяло с нее сползло. Ее рубцы, разумеется, тоже исчезли. Майгдин лежала, распростершись под одеялом, неуверенно шаря руками вокруг и пытаясь собраться с силами. Галина сжимала голову Чиад, а та, привстав на ноги, выгибалась дугой и бешено размахивала руками. Дыхание с громким хрипом вырывалось из горла. На глазах Фэйли желтоватая опухоль на лице Чиад исчезла. И когда Галина двинулась к Байн, Дева рухнула как подкошенная, правда, сразу же зашевелилась.

Фэйли принялась пить чай; в голове ее бешено кружились мысли. Золото на пальце Галины оказалось кольцом Великого Змея. Можно было бы счесть кольцо просто странным подарком – например, от того, кто дал ей другие украшения, – если бы не процедура Исцеления. Галина была Айз Седай. Должна быть ею. Но что тут делает Айз Седай, да еще в белом балахоне гай’шайн? Не говоря уж о готовности лизать руку Севанны или целовать ноги Тераве! И это Айз Седай!

Стоя перед обмякшей Аррелой, последней в ряду, Галина дышала несколько чаще – все же непросто Исцелить стольких и так быстро – и пожирала взглядом Тераву, словно в надежде на похвалу. Но две Хранительницы Мудрости, мельком взглянув на Галину, направились к потоку Шайдо; они заговорили о чем-то, склонив друг к другу головы. Айз Седай нахмурилась и, подхватив подол белого одеяния, во всю прыть побежала за ними. Впрочем, она оглянулась, и не раз. Фэйли казалось, что Галина продолжала оглядываться, даже когда между ними сгустился белый занавес снегопада.

Потом подошли другие гай’шайн, с дюжину мужчин и женщин, и лишь один из них был айильцем – худощавый, рыжеволосый, с тонким белым шрамом, спускавшимся со лба к челюсти. Фэйли узнала кайриэнскую бледную кожу и невысокий рост, другие, повыше и посмуглее, были, скорее всего, из Амадиции или Алтары. Здесь оказалась даже бронзовокожая доманийка. Причем она и еще одна женщина носили широкие пояса из сверкающих золотых цепей, туго стягивавших талии, и ошейники с плоскими звеньями. Как и один из мужчин, кстати! Однако эти украшения на гай’шайн казались сейчас хотя и странной, но несущественной мелочью, по сравнению с принесенными ими едой и одеждой.

Вновь пришедшие принесли корзины с караваями хлеба, головками желтого сыра и с сушеным мясом, а запивать все можно было чаем, благо гай’шайн с бурдюками уже были здесь. Не одна Фэйли принялась с невиданной торопливостью набивать рот, одновременно одеваясь, – неуклюже и больше думая о быстроте, чем о приличиях. Белый балахон с капюшоном и две толстые нижние рубашки казались чудесно теплыми, как и плотные шерстяные чулки и мягкая айильская обувка со шнуровкой до колен – даже эти сапожки были выкрашены в белое! Но никакая одежда не могла заполнить сосущую пустоту в животе. Мясо оказалось жестким как подошва, сыр твердостью напоминал булыжник, хлеб был немногим мягче, но все вместе казалось пиршеством! С каждым куском рот переполнялся слюной.

Жуя сыр, Фэйли завязала последний шнурок на сапожках и, встав, оправила свое одеяние. Когда она потянулась за новым куском хлеба, одна из женщин с золотыми украшениями, пухлая и невзрачная, с усталыми глазами, достала из висевшего на плече мешка золотой поясок. Фэйли, торопливо сглотнув сыр, отступила назад.

– Спасибо, но я бы лучше обошлась без этого. – У нее возникло неприятное чувство, что она глубоко ошиблась, сочтя украшения не представляющей важности мелочью.

– Хочешь ты чего-то или нет – не имеет значения, – устало отозвалась толстушка. Выговор выдавал в ней амадицийку, причем из образованных. – Теперь ты служишь леди Севанне. Ты будешь носить то, что тебе дают, и делать то, что велят. Иначе тебя станут наказывать, пока не поймешь, как себя вести.

Майгдин, тоже не давая надеть на себя ошейник, отгоняла доманийку. Аллиандре, вскинув руки и с болезненным выражением на лице, пятилась от мужчины с золотыми цепями. Он протягивал ей пояс. Хорошо хоть, смотрели обе на Фэйли. Возможно, урок, преподанный розгами в лесу, не прошел даром.

Тяжело вздохнув, Фэйли кивнула им, потом позволила пухленькой гай’шайн застегнуть на себе широкий пояс. Увидев такой пример, и эти двое опустили руки. Последний удар, казалось, подкосил Аллиандре, она стояла, безвольно уставясь в никуда, пока на ней застегивали пояс и ошейник. Майгдин же будто хотела взглядом просверлить дыру в стройной доманийке. Фэйли попыталась подбодрить их улыбкой, но улыбка не получилась. Для нее щелчок замка ошейника прозвучал как скрежет ключа, запирающего дверь темницы. Пояс и ошейник можно снять с той же легкостью, с какой их надели, но за гай’шайн, служащими «леди Севанне», наверняка станут присматривать. Несчастья громоздились одно на другое. Значит, хуже уже не будет, а может быть только лучше. Должно быть лучше.

И вскоре Фэйли побрела по сугробам на подгибающихся ногах, вместе с насупленной Майгдин и спотыкавшейся, с мутными глазами Аллиандре. Их окружали гай’шайн: они вели вьючных животных, несли на спинах закрытые корзины, тащили нагруженные тележки с полозьями вместо колес. Повозки и фургоны также были поставлены на широкие полозья, а колеса висели по бортам или были привязаны поверх припорошенного снегом груза. Может, Шайдо раньше и не видели снега, но о том, как передвигаться по нему, они кое-что знали. Ни Фэйли, ни двух других женщин не заставили ничего нести, хотя пухлая амадицийка и дала ясно понять, что с завтрашнего дня у них будет своя ноша. Сколько бы Шайдо ни было в колонне, казалось, что в поход двинулся целый город, если не страна. Дети младше двенадцати-тринадцати лет ехали на телегах или в фургонах, остальные шли пешком. Все мужчины были облачены в кадин’сор, но большая часть женщин была в юбках и блузах с шалями, как у Хранительниц Мудрости, и у большинства мужчин в руках было всего одно копье, а то и вовсе не имелось оружия, и вид у них был мягче, чем у прочих. Мягче означало, что это были камни, уступавшие в твердости только граниту.