Мир Чаши. Дочь алхимика - Филипп Крамер Страница 35

— Да вроде как всё там же, — ответила воительница, поправляя одеяло. — Вы того… в обморок упали, ну мы с тракта свернули, нашли полянку да вас и положили. Судороги были нехорошие, бледность… куда тут ехать-то.

Жозефина благодарно кивнула и, жестом отпустив воительницу, завозилась на попоне, пробуя возможности ослабевшего тела; по всему выходило, что к утру она сможет держаться в седле, но сегодня даже вон до тех кустиков придется ходить с помощью Каталин. В сущности, можно было бы дойти и самостоятельно, но северянка вряд ли позволит госпоже столь длинное путешествие в подобном состоянии.

Зато лежать можно было очень даже бодро, и девушка запрокинула голову, глядя в звездное-звездное небо, в которое только-только начала подниматься неполная луна. Огромный купол, усеянный бриллиантовой пылью, земля, отдающая накопленное за день тепло, треск костра под запах уже почти готовой дичи и люди, любящие ее и любимые ею, верные слуги и надежные соратники — что еще надо в дороге для счастья?.. Даже отвратительная липкая слабость не портила настроения, и Жозефина улыбалась небу, греясь в сейчас неощутимых, но оттого не менее реальных потоках, сплачивающих отряд…

Ощущение благости и спокойствия прервалось движением до того мирно сидевших северян: что-то то ли почуяв, то ли увидев, они встали, вглядываясь в темноту и заслоняя собой госпожу. Когда они успели извлечь из ножен оружие, одурманенная девушка заметить не успела.

— Круг сработал… — шепнул присевший рядом Фердинанд. В свет костра вошел дедушка в дорожной пропыленной одежде, с заплечным мешком и посохом, явно несколько дней как вырубленном из случившегося рядом деревца. На мешок был приторочен кожаный чехол с музыкальным инструментом вроде лютни.

— Кто таков? — спросила Каталин, стоя на расставленных ногах. Нож не блестел, уложенный вдоль предплечья острием вверх.

— Здравы буди, добры люди, — мягким и удивительно молодым голосом поздоровался дед. — Пустите к огоньку?

— Приветствую, — отозвалась Жозефина, садясь на попоне так, чтобы ее болезненная слабость выглядела леностью отдыхающей нобле. — Назовись, путник.

— Как хотите, так и зовите, а сам я сказитель и менестрель, могу балладу древнюю али новую спеть, байку какую рассказать, слухи свежие принести, песенку похабную для молодцов ваших сбренькать.

Постоянное преследование и, того паче, собственная слабость натянули нервы Жозефины в струну, и на миг ее охватило искушение отказать путнику в месте у костра, отправив его на постоялый двор, благо тот был неподалеку; но она быстро справилась с этим недостойным дочери древнего рода чувством.

— Подходи и садись, раздели с нами свои слова и наш огонь.

— Вот спасибочки, госпожа, вот и славненько… — Дед устроился по другую сторону костра, скрестив ноги и уложив рядом свой мешок — так бережно, что лютня не отозвалась звоном.

— Фердинанд… — тихо позвала Жозефина, — можешь Силой поделиться?

— Нет… — так же тихо отозвался ушан. — Я пытался несколько раз, когда у вас приступ еще был, и после уже, когда вы успокоились; не идет никак.

— Ладно, будем справляться так… — и уже деду: — Ты говорил про новости…

— А как же, говорил, — кивнул сказитель, опираясь на мешок. — Вот тут в соседнем селении скотина вся сбесилась, как Корней поела, да знахарь проезжий спас, хороший знахарь, травок сварил, взваром коров напоил, они и успокоились.

— А люди?

— А у людей ить все хорошо. Говорят еще, Карн вот-вот возьмут, — продолжал дед, отдаривая за гостеприимство.

— Карн штурмуют? — К счастью, костер скрадывал то, как широко распахнулись глаза ушедшей в свои мысли Жозефины. Это было полной неожиданностью, грозящей разрушить всю затею разговора с главой Альдскоу. Почему молодая графиня не сказала об осаде?.. Да уж…

— Да, почитай, уж не первую луну в осаде. Королевское войско вроде, а взять все никак не может, хотя там всех людей-то — старая графиня да сын ее, умом повредившийся. Может, в мамку — она-то сама тоже не шибко в уму…

Само то, что Карн держится — и, судя по всему, более чем успешно, — никакого удивления не вызывало: древний замок древнего рода чернокнижников строился, чтобы обороняться в том числе от собратьев по ремеслу, и был не то что зачарован от основания стен до шпиля самой последней башенки — сам раствор, скрепляющий камни кладки, замешивался под заговоры и заклинания, да и искусство строителей превосходило бытующее сейчас, и не на голову, а на все десять. Такой замок очень сложно взять и сам по себе, а уж когда там находится глава рода, он и вовсе неприступен — особенно сейчас, когда магическое искусство изрядно ослабло. Измором его взять тоже вряд ли получится — кладовые обширны, а опустеют — и маги найдут множество других способов накормить обитателей, кроме тянущихся по дороге подвод. В общем, королевским войскам предстояло еще очень долго долбить колдовские стены, и уйдут они, скорее всего, несолоно хлебавши. Знать бы еще, чем Карн ухитрился опять так разозлить корону…

— Ты говорил, что и древние сказания разумеешь. — Жозефина передвинула начавший было затекать локоть. Дед поспешил кивнуть, и она продолжила: — Я слышала, что близ Карна стоял еще один замок, который был уничтожен вместе с владевшим им родом во время Смены Ферзей…

— О, так это рядом с той деревней, где скотина сбесилась. Там дальше по дороге свороточка будет по правую руку, вот через деревню проедете и от последнего дома — по тропочке. Там холм увидите, Каменный Стол зовется, сверху как ножом срезанный. Под луной по тому холму бабка бродит привиденчатая, сына все зовет — когда пирогами заманивает, а когда проклятиями сыпет, а уж как бранится — заслушаться, хоть и на ненашенском. Местные на том холме по зиме каток заливают — эх, и хороший каток!..

Дед все болтал, а Жозефина поняла, что по пути в Карн обязательно надо будет заглянуть в это селение. Бабка, видимо, была главой рода, и звала она, конечно, своего старшенького — того, кто не погиб вместе с другими ее детьми и родичами, защищая замок, а спасся, присягнув на верность новой короне. И если она его зовет, значит, он не погиб…

Под побасенки сказителя, изрядно смахивавшего на престарелого плута, костровой разложил по мискам кашу и куски зайчатины, Жозефине заботливо положили заднюю лапу, не забыв и гостя.

— Еще была древняя баллада про хрустальное яйцо, из которого появился дракон, — не отрываясь от ужина, начала девушка. — В какой-то книге говорилось о подобных вещах, там они назывались Яйцами Сущности; об этом можешь рассказать?

— В легендах еще и не такое встречается. Есть, мол, яйца, из которых вылупляется всякое, только к каждому делу свое умение и понимание надобно. Вот, бают, решил один атаман ноблем стать — земли себе купил, замок построил, крестьян нагнал. Рисователь спесияльный герб ему нарисовал за большие деньги золотом, и поехал атаман с тем гербом в столицу — утверждать, значица. Да только ж нобль — это не просто земли да герб, это кровь и честь, а у того атамана были только деньги да гордыня немереная, так что как признали его — сразу в застенок и отволокли, а наутро голову отрубили. А что до яиц чародейских — сказывают еще, будто в древние времена они частенько с небес валились, на куски заоблачного железа похожие, а из них Всадники выводили себе своих скакунов летучих. Был даже особый человек от короны, с охранным знаком, который ездил и эти яйца у крестьян выкупал. Только они все реже падали, нынче вот совсем нет, а дед еще мой помнит, даже сам находил, на эти деньги и коровку себе справил…