Сын менестреля - Диана Уинн Джонс Страница 35

И тут Морил подумал, что дело именно в этом. Кленнен был одним сплошным представлением. Многослойным Представлением. Он был лучшим менестрелем в Дейлмарке и воспользовался этим, чтобы играть роль Вестника, и он был Вестником, потому что воспользовался своей искренней любовью к свободе, чтобы играть роль странствующего менестреля туда и обратно, снаружи и внутри Кленнен давал представление даже для своей собственной семьи. Вся его жизнь говорила: «Посмотрите на меня!» Он понимал, что он — актер, и использовал это понимание, как Брид в Нитдэйле использовала свое настоящее горе, чтобы представление получилось лучше. Но Кленнен не мог пользоваться квиддерой. Она отказывалась говорить: «Посмотрите на меня!» Она действовала не так.

Но если не говорить: «Посмотрите на меня!» — то что следует говорить? Морил почувствовал, что движется по верному пути, и воспряну духом. Он стал думать о Дагнере. Киалан назвал игру Дагнера «совсем другим представлением». Морил почувствовал к Киалану теплую благодарность. Киалан обратил его внимание на важные вещи. И уже только за это его следовало спасти и вернуть на добросердечный, самоуверенный, прямолинейный Север, где он будет как дома.

Но Дагнер… Дагнер был стеснительный. Он никогда не говорил: «Посмотрите на меня!» — потому что смущался, когда люди на него смотрели. Вместо этого он немного приоткрывал людям свои мысли — через песни. «Смотрите, — словно говорил он. — Извините. Вот что я думаю. Надеюсь, вам это понравится». И людям это нравилось. Не так, как им нравился Кленнен, а так, словно им сказали нечто новое.

Морил понимал, что не способен — по крайней мере пока — создать нечто новое, как не способен использовать свои подлинные чувства на благо представления, как Брид. Тогда оставались старинные песни — специальность Морила. Это ему поможет? Да, поможет — опять-таки благодаря Киалану. Только этим утром Киалан спел ту песню Адона… А может быть, она была написана именно об этой квиддере? «Безграничная истина! — подумал Морил с нарастающим ликованием. — Не привязанная к месту, изменяющая пространство. Такова квиддера, когда призывают ее силу».

Значит, он все понял. Ты играешь. Но ты не говоришь при этом: «Посмотрите на меня!» Нельзя говорить и как Дагнер: «Вот что я думаю». Если бы скромная манера Дагнера была правильной, Кленнен бы отдал квиддеру ему. Нет. Надо стоять во весь рост и говорить открыто. «Это истина, — должен говорить ты. — ЭТО ИСТИНА. И хотя, может быть, я не очень хорошо ее передаю, но все равно это так». И делать это было ужасающе трудно.

Морил немного поморгал, собираясь с духом. Четвертый отряд рекрутов брел по долине, а Толиан снова направлялся обратно. С ним шли те дружинники, которые были при нем у озера. И у всех был такой же неприятно-решительный вид. Когда они дошли до Киалана, Толиан ткнул его носком сапога. Киалан безвольно дернулся.

— Приведите его в себя, — приказал он. — Он должен написать письмо.

А потом он посмотрел на Брид и Морила, и глаза у него были как у совы, попавшей ночью в полосу яркого света. Они поняли, что он не имеет намерения отправлять их обратно в Маркинд.

— Морил, — смиренно спросила Брид, — ты не мог бы что-нибудь сделать?

Морил с трудом встал на ноги, следя за тем, чтобы не ударить квиддеру.

— Попытаюсь, — ответил он и заиграл.

Он начал с короткой последовательности аккордов, которые повторялись снова и снова. Ему пришлось начать медленно, пока он искал мысль, на которую откликнулась бы квиддера. Он очень боялся, что Толиан поймет, что он пытается сделать, и помешает ему, но хотя окружавшие Киалана дружинники раздраженно посмотрели на Морила, они явно не догадывались, что он делает нечто важное.

«Вы не все плохие, — говорил он им через квиддеру. — Некоторые из вас просто боятся. И вы поступаете неправильно».

Он повторял это снова и снова, и, к его великому облегчению, квиддера начала тихо гудеть у него в руках. Он все понял правильно. Он чувствовал, как в инструменте собирается сила и потом, гудя, летит к Толиану и его людям по всей долине, заворачивает за ее изгиб и скрывается из вида. Движения всех, кого он мог видеть, стали замедленными и немного бестолковыми, а Толиан зевнул. Морил продолжал наигрывать. Он возрадовался бы, если бы не знал, что скоро ему придется ввести басовую струну, а его это пугало. Если ее сила и на этот раз начнет разъедать ему сознание, то их план потерпит крах. Он осторожно тронул басовую струну. «Спать!», — пропела она с тяжелой сладостью, обращаясь ко всей долине, идя по дорожке, которую уже проложила его сила. «Спать!» Голова Толиана медленно повернулась, и он посмотрел на Морила с туманным недоумением. Сам Морил совершенно не чувствовал сонливости. Он понял, что все в порядке. В прошлый раз сила захватила его просто потому, что он думал только: «Нет, нет, нет!» — не вкладывая в это больше ничего. А теперь он говорил: «Спите, все вокруг».

Похоже, Толиан начал догадываться о том, что делает Морил. Он медленно направился к мальчику, пошатываясь, словно от страшной усталости.

— Разбейте эту проклятую штуку! — сказал он.

Язык у него заплетался, но он изо всех сил сопротивлялся силе квиддеры.

Морил поспешно перешел на настоящую мелодию — на колыбельную:

Вернись в те дни,

Когда чувства дремали.

Когда «Спи, усни»

Тебе напевали.

Если бы Морил задумался над тем, что делает, то понял бы, что на самом деле создает нечто новое. Но он этого не заметил, потому что хотел только одного — усыпить Толиана. Колыбельная была словно порыв силы. Она заставила Толиана застыть на месте. Граф понимал, что происходит, но не мог ничего поделать. Морил сыграл эту мелодию еще раз, уже громче, наслаждаясь тем, что приковал Толиана к месту. А мелодия унеслась дальше, в долину.

Толиан потер глаза и попытался справиться с собой. У него за спиной солдаты, окружавшие Киалана, принялись зевать, а топот ног и проклятья в долине стихли. Атмосфера очистилась, дав песне действовать во всю силу, и Морил снова повторил ее им. «Спите!» — неслось по долине медленными волнами, которые сначала заливали Толиана, а потом разбегались дальше. У Толиана опустились веки, подогнулись колени и он упал ничком на истоптанную землю, уронив голову на руки. Там он в последний раз упрямо дернулся — и заснул. После него по всей долине начали падать. Лошади застывали неподвижно, а солдаты валились с ног и погружались в сон. Рядом с Морилом Брил прилегла на бочок и заснула, свернувшись в клубок. Это было неприятно, но Морил не видел возможности оградить ее от действия песни. Он продолжал играть, посылая свою баюкающую песню в долину — волна за волной, пока сам воздух не загустел так, что мальчику стало казаться, будто он видит, как музыка висит над землей и тихо пульсирует. Накрытые ею люди крепко спали.

Наконец Морил немного неуверенно оставил квиддеру тихо гудеть, надеясь, что так можно будет продлить действие силы, и двинулся сквозь тяжелый безмолвный воздух к Киалану. Тот по-прежнему был связан. Люди Толиана не успели его освободить, хоть и собирались. Морил прошел назад сквозь напоенное силой молчание и достал нож из сапожка Брид.