Крест и посох - Валерий Елманов Страница 35

Хотя тишина и тут была относительная. Если до Березовки, где жила Купава, у дружинников бывших бояр Константина почему-то и впрямь руки не дошли, то с другими селищами, которые до недавнего времени принадлежали князю, дело обстояло далеко не столь благополучно.

Весть о том, что Константин оказался подлым братоубийцей, легкой стремительной стрелой донеслась до деревенских тиунов и старост. Те тут же, припомнив все обиды и утеснения, имевшие место за последние два-три месяца, принялись налаживать новый порядок, а точнее, возвращаться к старому.

Единственным исключением был трусоватый тиун в селище, где жила Купава. Мудро рассудив, что рано или поздно, но мать княжьего сына все равно от него не уйдет, он решил не торопить события, не ведая, как поступит Глеб с бывшей наложницей брата. В других же местах царил полный беспредел.

И в то время как дружинники Мосяги выкидывали из дома в Ожске семью купца Тимофея Малого, то же самое творили вои Онуфрия, пособляя местному тиуну, который уже давно положил глаз на добротную избу вдовы Орины. Несчастной женщине, открывшей было рот и заявившей, что, дескать, сам князь Константин повелел все добро за нею оставить, злорадно пояснили, кем оказался ее заступник, и, выгнав ее взашей из собственного дома вместе с плачущими дочурками Беляной и Беленой, наглядно показали, кто теперь на этой земле хозяин.

Впрочем, тиунов это не касалось, даже напротив. Если бы не помощь трех дружинников, то вряд ли Никомеду, управителю у боярина Завида, удалось отдать должок почти выздоровевшему отцу Кокоры, вновь засунув непокорного смерда в душный земляной поруб. Именно в его пользу решил князь Константин судебное дело.

И лишь там, где разместились викинги, царила относительная тишина. Десяток воев, посланных Онуфрием, сунулись было к поселению, уже огороженному крепким частоколом и небольшим рвом, подбадривая себя тем, что почти все мужчины ушли вместе с Ратьшей в мордовские леса, но столкнулись с неожиданным сопротивлением. Едва они попытались вломиться в общественную скотницу, рассчитывая изрядно там поживиться, как из стоящего рядом дома Эйнара выскочил его десятилетний сын Эйрик. Бросив на ходу пару фраз выбежавшему следом младшему брату Харальду, тут же метнувшемуся куда-то прочь, он изо всех силенок попытался воспрепятствовать столь откровенному грабежу.

И хотя из-за малого возраста он не сумел дать отпора четырем дюжим мужикам, но на помощь мальчишке, дико извивающемуся в тщетной попытке освободиться из крепких рук, тут же пришла подмога. Жена Борда Упрямого Тура, чья изба стояла рядышком с домом их ярла, своими могучими руками просто расшвыряла в разные стороны, как нашкодивших щенят, всю четверку, многозначительно закрыв своим монументальным телом малолетнего Эйрика.

Тот, зло всхлипнув от перенесенного унижения, мигом кинулся назад в свою избу. Через несколько секунд он вновь появился во дворе уже в старом дедовском шлеме, слишком просторном для головы мальчика, а потому едва держащемся на оттопыренных ушах сына вождя. В руке он держал меч, пусть и выщербленный от времени, но вполне годный к употреблению.

Тотчас следом за Турой высыпали на подворье ее дети. Среди них не было сыновей, которые вместе с отцом действительно находились далеко отсюда, в мордовских лесах, но их вполне заменяли дочери. Разумеется, даже светловолосой Турдис, самой крепкой из них и уступающей матери в росте лишь малость, было далеко до своих братьев – Тургарда Сильного, Турфинна Могучего или Турдильса Мрачного, но в руках у них всех были вилы, косы, топоры, а по решительному виду становилось понятно, что за себя они постоять смогут.

К тому же, услышав неистовый звон била, в который колотил восьмилетний Харальд, со всех концов селища уже бежали люди, похватав на ходу все, что еще оставалось из старого вооружения, оставленного за ненадобностью ушедшими воинами. И хотя это были преимущественно женщины и дети, самому старшему из которых едва минуло пятнадцать зим, но дружинникам стало не по себе. Быстренько вскочив на коня, старший уже с седла выкрикнул, что селище это переходит под покровительство князя Глеба и они все ныне будут его, а не Константиновы смерды. В ответ Typa усмехнулась криво, глядя презрительно на незадачливых вояк, и кратко пояснила, что смердами они ничьими не были и в покровительстве не нуждаются. Что же касается прочего, то пусть его бояре сами приезжают и говорят как мужчины, но не сейчас и не с нею, а чуть погодя с ярлом Эйнаром. Но думается ей, что после разговора с ним, если они его поведут тем же тоном, немного наглецов останется в живых, чтобы рассказать своему князю, чем закончилась беседа.

Сразу же после того, как обескураженные вои убыли, собрался небольшой тинг, на коем порешили выставить часовых, и вскоре, ближе к вечеру, новоявленные двенадцатилетние дозорные уже заняли свои места близ частокола...

Тем же, кто ворвался в Ожск, было не до деревень. Жечь, грабить, насиловать и убивать – тоже работа, и весьма нелегкая, а потому умаявшиеся за тяжелый день воины дружно налакались до поросячьего визгу. Исключение составили лишь караульные, которые тоже ухитрились изрядно приложиться к княжьим запасам хмельного зелья, но не до одурения, потому как службу под страхом сурового наказания необходимо было нести исправно. Невысокого, крепко сложенного попа они пропустили беспрепятственно, тем более что тот шел не куда-нибудь, а к ним же в Рязань и не просто во град, но к епископу Арсению. Справедливо рассудив, что дела духовные их не касаются, они даже не стали расспрашивать отца Николая, за какой такой надобностью приспичило тому именно сегодня, да еще в столь поздний час, отправиться на встречу со своим духовным начальником.

Правда, один из воинов слегка обиделся на священника, когда тот в ответ на его просьбу отказал в благословении и даже не замедлил своего ровного шага, а тут же, на ходу, порекомендовал омыть руки, ибо они у него, дескать, в крови невинных. Вой долго и тупо разглядывал свои заскорузлые лапы, затем пришел к выводу, что поп лжет и наглеца надо бы примерно проучить, но расстояние, на которое Николай от него удалился, было уже изрядным, и оставалось только сокрушенно махнуть рукой – ушел целым, гад.

К вечеру же другого дня, когда прибыли Глебовы порученцы, на месте бывших мастерских лишь вяло дымились последние головешки. Сами вояки и не подозревали, как сильно им повезло, поскольку ко времени поджога склад, если только так можно выразиться, готовой продукции был совершенно пуст. Все работники, кроме кузнеца, вместе с «генеральным конструктором» находились в творческой командировке, а проще говоря, выехали пополнять закончившиеся запасы необходимых для изготовления пороха ингредиентов, и приехать кони должны были не ранее чем через неделю, а то и полторы. Иначе могло грохнуть так, что будь на месте Ожска даже сама стольная Рязань, и то добирая половина ее превратилась бы в руины. О резиденции же князя Константина и вовсе говорить было бы глупо – не уцелело бы ничего.

Впрочем, пострадали от пожара не только мастерские, больше половины ожских домов выгорело без остатка. На счастье остальных жителей ненасытный огонь не сумел как следует разбушеваться в поисках новой пищи для своей бездонной красной пасти, угомонившись из-за внезапно прошедшего ливня.