Зеркало Велеса - Александр Прозоров Страница 35

— Как скажешь, боярин, — не стал спорить князь. — С обозом тащиться и вправду скучно. Ратомир! Мой лэнс сюда! И прочим холопам пики вели разобрать!

Литовцы, в отличие от московских воинов, ехали без копий. Впрочем, расхватать сваленные на одних из саней пики времени много не заняло, и вскоре полусотня всадников замерла на перекрестке, карауля сумерки и медленно падающий с неба снег. В ожидании прошло около часа. У Андрея уже начали мерзнуть в меховых рукавицах ладони, а уж закованный в железо князь и вовсе, наверное, закоченел.

— Идут! — неожиданно сказал Белый. — Топот слышу.

Остальные всадники переглянулись, пожали плечами — но вскоре в призрачной дымке из лениво падающих рыхлых снежинок проявились темные фигуры.

— Может, не они? — тихо поинтересовался кто-то из холопов.

— Какая разница? — расстегнул колчаны боярин, — У меня средь ливонцев друзей и родичей нет.

Андрей, глядя на него, прижал рогатину коленом и тоже потянул лук. Рядом наложил стрелу на тетиву Пахом, чуть дальше — Вторуша. До неведомых путников было уже всего метров четыреста, и тетивы запели свою зловещую песню. На таком расстоянии толком не прицелишься — но и цель большая, кучная. Кого-нибудь да зацепит. Доспех не пробьет — так коня поранит. Хоть на одного врага меньше окажется — и то хорошо.

Вот вдалеке споткнулась лошадь, громко ругнулся человек. Вот скатился с копыт еще скакун. Далекие всадники перешли на дробную рысь.

— Ко мне, холопы! — решительно рявкнул князь Крошинский, опуская свой длинный лэнс. Литовцы сбились плотнее к господину, тоже изготовились к атаке.

До врага оставалось уже метров сто, и лучники торопились выпустить как можно больше стрел. Сейчас, почти в упор, промахнуться было невозможно. Андрей совершенно точно увидел, как от его попаданий отвалились в седлах два ливонца и полетела с копыт лошадь со всадником.

Пятьдесят метров.

— Дорогу! — взревел князь и начал разгон. Зверев рванул повод, уступая место атакующим союзникам, отъехал и спрятал лук, аккуратно закрыв крышку: снег попадет — лак потемнеет, тетива отмокнет, дерево загниет. Затем он перехватил в руку рогатину.

На дороге послышался грохот столкновения, треск ломающихся копий, крики боли, конское ржание.

— Сын, ты где? — услышал из-за дороги голос боярина Андрей. — Тьма какая, скоро носа своего не увидим.

— Атакуем, отец? — ощущая в животе знакомый холодок, с надеждой спросил Зверев.

— За мной! Ко мне, холопы! Видите меня?

— Здесь! Здесь мы, боярин!

Люди больше напоминали тени — ночь наступала уж очень стремительно. Но на дороге слышался звон мечей, там продолжалась сеча. И Андрей вместе со всеми ринулся туда, обходя гущу рубки по широкой дуге — чтобы разогнаться и ударить ливонцам в бок.

— Ура! Ур-ра-а-а!!! — грозно взвыли русские во всю глотку, опуская рогатины.

— По-оберегись! — добавил от себя Зверев, различая впереди всадника в кирасе и шлеме, похожем на перевернутое ведро.

Тот повернул навстречу, выдернул из земли чье-то копье, вскинул на Андрея. Всего десять шагов! Зверев, прикидывая, что разойдутся правыми боками, попытался перебросить шит, закрывая хотя бы шею коня и метясь крестоносцу в солнечное сплетение. И опять вперед успел высунуться Пахом — копье рыцаря скользнуло по его щиту, подлетело вверх, а рогатина новика ударила в железный живот, вошла на глубину наконечника. Андрей ощутил в руке рывок, бросил засевшее оружие и выхватил саблю, готовый к новым стычкам. Рядом пристроился Белый.

— Ты вместо меня воевать намерен, Пахом? — зло поинтересовался Андрей.

— Для того и приставлен, — спокойно ответил дядька. — Своих сыновей родишь — поймешь. Иногда легче самому сгинуть, чем малого раненым увидеть.

— Ты же мне не отец!

— Я тебя с младых ногтей вырастил. Да отцом кровным приставлен. Как помру, новик, тогда токмо и отстану.

— Где ливонцы? — в ответ рубанул саблей воздух Андрей. — Мы для чего сюда мчались?

— Ты ли это, Иван Крошинский, тать ночной? — спросили откуда-то из темноты. — Разбоем тайным прославиться возжелал?

— Кто бы о разбое говорил, крестоносец! Забыл, сколько золота за мальчишку безыскусного получить хотел? Ростовщик последний, и тот до такой цены не додумается, совесть задавит. Менялой тебе в лавке сидеть, а не о чести говорить, крестоносец.

— Что ж на честный бой не вызвал, князь, коли мечом дело решить хотел?

— Не верю в честь твою, кавалер Карл. Довериться на землях твоих не могу. Ростовщик ты. Бога продал, совесть продал — так какая вера?

— Мы ведь свидимся, князь. Куда ты в землях ордена от меня уйдешь? Я уже гонцов к друзьям и страже порубежной отослал. Свидимся завтра, князь. Хочу глаза твои при свете увидеть, князь!

— Я буду ждать тебя, крестоносец.

— Мы заберем раненых и павших, князь. Прикажи холопам не мешать.

— Забирайте. Твоих людей никто не тронет.

В темноте послышалось конское всхрапывание, между лошадьми зашарили люди, нащупывая тела, прислушиваясь к стонам. Они подводили скакунов, поднимали своих товарищей, перекидывали через седла. Вскоре, судя по шагам, ливонцы ушли. После этого с лошадей попрыгали холопы, принялись выискивать своих друзей.

Где-то через час князь решительно подвел итог:

— Все, хватит! Уходим. Теперь ты не против, Василий Ярославович?

— Нет, княже, — ответил боярин. — Утром он от нас никаких следов не сыщет. Тем паче под снегом. Пусть на порубежную стражу надеется. Уходим.

Всадники широким шагом тронулись в путь. Дорогу находили чуть ли не на ощупь, настолько плотно черные тучи перекрыли небо. Но зато мерно падающий декабрьский снег надежно закрывал их следы. К утру на дороге останется только ровный, сверкающий девственной чистотой, белый рыхлый ковер.