Красное море под красным небом - Скотт Линч Страница 35

Сама я там не была. Но в толпе были мои знакомые ремесленники, и они говорят, что Селендри кричала, пока не сорвала голос. Пока из ее горла не пошел только хрип — а она все пыталась кричать. Этим порошком была натерта только половина костюма — извращенная жестокость. Кожа женщины пузырилась и текла, как расплавленная смола. От нее валил пар, мастер де Ферра. Никто, кроме Реквина, не посмел прикоснуться к ней. Он сорвал с нее костюм, потребовал воды; как в лихорадке, обтер ее — обрывками одежды и голыми руками. И сам так серьезно пострадал, что и сегодня ходит в перчатках, скрывая собственные шрамы.

— Поразительно, — сказал Жеан.

— Он спас ей жизнь, — продолжала Галладрина, — то, что еще можно было спасти. Вы, конечно, видели ее лицо. Один глаз испарился, как виноградина в костре. Ей ампутировали пальцы ног. Пальцы руки превратились в обугленные прутья, сама рука сгорела. Ее тоже отняли. Селендри отрезали одну грудь, мастер де Ферра. Уверяю вас, вы и понятия не имеете, что это значит — для меня это и сегодня стало бы тяжелым потрясением, а ведь прошло много лет с тех пор, как я в последний раз посчитала себя привлекательной.

Когда ее уложили в постель, Реквин связался со всеми своими бандами, со всеми своими ворами, со всеми своими контактами, знакомыми и друзьями среди богатых и могущественных. Он обещал тысячу солари без каких бы то ни было дополнительных вопросов тому, кто сообщит ему имя отравителя. Но этого убийцы все страшно боялись, а Реквина тогда уважали еще не так, как сейчас. И он не получил ответа. На следующий вечер он предложил пять тысяч солари, не спрашивая ничего больше, и опять не получил ответа. На третий вечер он пообещал десять тысяч солари, и опять впустую. На четвертый вечер он предложил двадцать тысяч… и все равно ему никто ничего не сказал.

И тогда каждую ночь начали происходить убийства. По случайному выбору. Среди воров, алхимиков, среди слуг приоров. Среди всех, кто мог иметь доступ к полезной информации. По одному убитому каждую ночь — беззвучно и абсолютно профессионально. И у каждой жертвы ножом была срезана кожа слева. Как напоминание.

Его банды, его игроки и посетители, его партнеры по сделкам просили Реквина прекратить. «Найдите убийцу, — ответил он, — и я остановлюсь». Они умоляли его и начали расспрашивать, но ничего не узнали. Тогда он начал убивать по два человека за ночь. Он убивал жен, мужей, детей, друзей. Одна из его банд возмутилась, и на следующее утро все ее члены были найдены мертвыми. Все. Все попытки убить его самого проваливались. Он правил бандами железной рукой, избавляя их от мягкосердечных. Он убивал, и убивал, и убивал, пока весь город не начал лихорадочно искать, переворачивая каждый камень, распахивая каждую дверь. Потому что страшней всего было вызвать его неудовольствие. И наконец в ответ на его вопрос к нему привели человека.

Галладрина испустила долгий шелестящий вздох.

— Реквин поместил человека в деревянную раму, приковав его левую сторону. Раму заполнили алхимическим цементом, которому позволили затвердеть, и наклонили, так что вся левая половина человека — от ноги до головы — ушла в каменную стену. Потом раму поставили вертикально, и человека оставили в хранилище Реквина умирать. Реквин каждый день лично спускался в хранилище и насильно вливал этому человеку воду в горло. Залитые цементом части тела начали гнить. Человек умирал медленно, от голода и заражения крови; он испытывал такие муки, о которых я не слышала за всю свою долгую жизнь. Поэтому простите меня, — мягко сказала она, беря Жеана за руку и подводя к левому окну, — но Реквин останется клиентом, которому я сохраню абсолютную верность, пока Самая Милостивая Госпожа не извлечет мою душу из этого старого мешка костей.

— Но ведь ему совсем не обязательно знать.

— И точно так же я никогда не изменю своего ответа. Никогда.

— Но хорошая плата…

— Вы слышали, — перебила Галладрина, — что бывает с теми гостями, которые мошенничают в его башне? Он отрезает им руки, а потом выбрасывает тела на каменный двор; семьям присылают счет за очистку двора от останков. А что случилось с тем, кто последним подрался в его Шпиле и пустил кровь? Реквин привязал его к столу. Лекарь отрезал драчуну коленные чашечки, и в раны запустили красных муравьев. А чашечки приставили на место и привязали. Этот человек умолял перерезать ему горло. Но его просьбу не исполнили.

Реквин обладает большой властью. Архонт опасается трогать его, боясь рассердить приоров, а приоры считают его слишком полезным, чтобы отказываться от него. С того времени как едва не умерла Селендри, Реквин способен на жестокости, каких не видел город. И нет вознаграждения, которое я сочла бы достойным, чтобы рискнуть навлечь на себя гнев этого человека.

— Я отношусь ко всему этому очень серьезно, мадам. Нельзя ли как-нибудь свести ваше участие к минимуму? Вы опишите самую общую схему механизма, общий вид? То, что никак не смогут связать лично с вами?

— Вы не слушали. — Галладрина покачала головой и показала на левое окно своего дома. — Позвольте спросить вас еще кое о чем, мастер де Ферра. Вам виден Тал-Веррар за этим окном?

Жеан подошел и посмотрел в оконное стекло. Окно выходило на юг, на западный край полуострова Ремесленников, на пристань и серебристо-белые воды Морского Меча. Там, защищенный высокими стенами и катапультами, стоит на якоре флот архонта.

— Да… прекрасный вид.

— Не правда ли? Теперь обдумайте мой окончательный ответ. Вы знаете что-нибудь о противовесах?

— Не могу сказать, чтобы я…

В этот момент Госпожа Гильдии дернула за один из кожаных ремней, свисавших с потолка.

Первое впечатление Жеана, когда пол под его ногами неожиданно разверзся, было таково: вид Тал-Веррара неожиданно устремился к потолку; чувства Жеана спешно пытались определить, в чем дело, но долю секунды спустя тошнотворное ощущение в желудке подсказало, что движется совсем не вид города.

Жеан провалился сквозь пол и ударился о жесткую квадратную платформу, подвешенную на железных цепях непосредственно под домом Галладрины. Первой его мыслью было, что это что-то вроде лифта, — и платформа тут же устремилась вниз, к улице, находившейся в сорока с лишним футах под ним.

Цепи скрипели, ударил неожиданный ветер; Жеан плюхнулся на живот и вцепился в платформу так, что побелели костяшки пальцев. Ему навстречу неслись крыши и булыжники мостовой, и он весь подобрался, готовясь к удару — но его не было. Платформа невероятно плавно затормозила… обещание верной смерти сменилось обещанием возможной раны и, наконец, просто нелепым положением. Спуск завершился в двух футах над поверхностью улицы, цепи слева от Жеана остались натянутыми, цепи справа провисли. Платформа наклонилась и толчком выбросила Жеана на груду камней.

Он сел и благодарно перевел дух; улица вокруг него слегка поворачивалась. Жеан огляделся и увидел, что платформа стремительно поднимается в прежнее положение. За мгновение до того как она остановилась под домом, из отверстия над ней выпало что-то маленькое и блестящее. Жеан успел отскочить и прикрыть лицо, прежде чем его окатили осколки стекла и брызги коньяка из разбившейся бутылки.