Консул - Валерий Большаков Страница 35

Ни одного тигра или медведя Сергий так и не увидел, хотя следы попадались нередко, и размер их впечатлял.

И вот, в самый разгар дня, спуск прекратился – под копыта коней легла равнина.

– Маргиана! – довольно сказал Искандер. – Наконец-то! Эти горы у меня уже в печенках сидят…

– Разве это горы? – фыркнул Гефестай. – Это так, горушки. Горы впереди!

– Умеешь ты успокоить…

Повеселевший Сергий не обрывал друзей, чувствовал, что парфяне опять оставлены в дураках и страху пока нет. И лишь иногда он оборачивался, внимательно оглядывая окрестности, но таинственного своего защитника не замечал ни вблизи, ни вдали…

Три дня прошли в непрерывных переходах и скачках, но умом Сергий понимал – громадные пространства Азии покорились им всего лишь на малый отрезок великого пути.

Горы остались позади, перед преторианцами тянулись пологие увалы, заросшие травой и прозрачными саксауловыми лесами – стволы гладкие, мутно-серые, цветы как пшено. Черный саксаул был помощнее – тот вымахивал на пятнадцать локтей. Ветви его смыкались плотно, создавая густую тень. Голая почва в черносаксаульнике была покрыта опавшими веточками и тонкой потрескавшейся корой.

Придет время – и орды кочевников истребят зеленый покров, скормят его облезлым козам и овцам, и земля обратится в черные пески, которые те же степняки назовут Кара-Кум.

А пока вокруг расстилалась степь, в горячем воздухе плавали терпкие ароматы увядшего разнотравья, корячился саксаульник, пыжился арчевник и низкорослые фисташковые деревья с шаровидными кронами. Стада непуганых джейранов бродили тут, без труда отыскивая корм, а после скакали к водопоям – множество мелких речушек доносили до этих мест свои теплые воды.

На обед путники остановились возле глубокого круглого бассейна, выложенного камнем и перекрытого сверху кирпичным куполом. Это был древний резервуар, где хранилась вода. В любую жару она была прохладной, и пастухам оставалось лишь наполнить живительной влагой выдолбленные в камне поилки.

Видимо, в этих местах когда-то находилось имение какого-нибудь парфянского вельможи.

Так это или не так, неизвестно, но кони с удовольствием напились из поилок, а люди поосторожничали и отыскали неподалеку колодец, откуда брали воду для этого бассейна. Колодец уходил так глубоко, что пришлось связать две длинные веревки, и только после этого кожаное ведро зачерпнуло воду.

После обеда, который можно было назвать обильным лишь при сильной передозировке фантазии, Гефестай отвел коней за ближайший лесок пощипать травки и вернулся.

– Предлагаю часок отдохнуть, – внес предложение Лобанов.

Против выступил один Лю Ху, остальные были «за». Бесконечная скачка выматывала, хотелось почувствовать под собою нечто, пусть твердое, но неподвижное, и чтобы горизонт не прыгал в глазах, а завис в одном положении.

Вполне возможно, что эта дань слабости и послужила причиной беды, едва не поставившей крест на всей экспедиции.

Сергий заснул, разморенный едой и солнцем, и ржание коней не сразу вывело его из дремы. А когда он протер глаза, то вскочить уже не мог – в грудь ему упиралось острое длинное копье. Древко сжимал в руке всадник на низкорослой степной лошадке. На всаднике, кроме остроконечного войлочного колпака, наличествовали шаровары и разношенные сапоги-чувяки. Загорелая грудь была изрисована фантазиями на тему битвы драконов, а на шее болтались ожерелья из стеклянных бусин, серебряных монет и клыков.

Лобанов напрягся, и тогда всадник гортанно прокричал какую-то команду.

– Это саки, Лоб, – донесся зажатый голос Искандера, – не дергайся, хуже будет… Х-ха! Молчу, п-паскуда, молчу…

Сбоку подлетели двое саков, насквозь пропахших горьким дымом, и споро, умело повязали Сергия. В один момент его руки были скручены кожаным ремнем, еще одна кожаная петля туго стянула ноги. Секунда – и принцип-кентурион, как бычок в стаде, был готов для заклания. Вдвоем кочевники оттянули принцип-кентуриона к стволику саксаула – сиди, мол, и не дергайся.

– Все тут? – крикнул Лобанов.

– Все… – долетело до него.

В ту же секунду нога в кожаном чувяке врезалась ему в бок.

– Чтоб ты сдох, – искренне пожелал Сергий и заработал еще один пинок. После чего его мучитель ловко лишил Лобанова перевязи с мечом и отрезал кошель.

Принцип, проклиная все на свете, осмотрелся. Саков было не меньше трех десятков. Коней с собой они привели куда больше – огромный табун. Степняки вели себя очень раскованно – расхаживали по-хозяйски, поили своих мохноногих лошадок, переговаривались, гоготали, тыча пальцами в пленных. И грозили кинжалами, показывая в лицах, как будут снимать скальпы…

Гефестай с Искандером в упор смотрели на Лобанова, спрашивая взглядами – что делать-то?

Сергий сжал зубы и отвернулся. Отвернулся и поглядел на запад. Поглядел на запад и увидел парфян, спешащих мимо.

Лобанов думал полсекунды, а потом запел:

Прячьте, мамы, дочерей,

Мы ведем к вам лысого развратника!

Слух у него был, вот только голос звучал грубовато. Зато очень громко. Саки очень удивились поведению пленника, и пинать его не стали, начали даже подбадривать. А Сергий продолжал орать, не выдерживая ритм, но вкладывая всю силу голосовых связок – пусть парфяне услышат латинскую речь! Еще неясно, кто опаснее для жизни – оседлые жители Парфии или кочевые саки, но в плен они попали именно к сакам… Сиди теперь и думай: убьют – не убьют, скальп снимут или на медленном огне спалят? А посему…

– Прячьте, мамы, дочерей! – трубно взревел Гефестай.

Старинную легионерскую песню, довольно-таки похабную, подхватил Эдик, а там и Тиндарид подключился. И композиция в исполнении квартета имела успех – саки гоготали, шлепали себя по бедрам, в общем, выражали одобрение.

Именно в этот момент налетели парфяне. Сергий даже почувствовал секундную радость, узнав Орода – как-никак, старый знакомый. Бойцы косоглазого не ожидали встретить саков, а если бы знали об их присутствии, то вряд ли бы напали, однако остановить разбег коней было нелегко – кочевники полетели кубарем, попадая под копыта. Парфяне, мало разумея, что случилось, осаживали коней – так спешили изрубить проклятых фроменов, а тут саки!

Степняки же получили исчерпывающие доказательства того, что на них подло напали. Выкрикивая угрозы и гортанные команды, саки быстренько собрались, дружно развернулись и ударили. Их копья вспарывали животы парфянским коням и накалывали седоков. С флангов деловито работали саки, орудующие одними арканами – набрасывая петли на всадников-парфян, они скидывали тех на землю, а молодые бойцы, по возрасту – отроки, деловито закалывали сброшенных, вонзая мечи в животы и проворачивая клинки для верности.

Крики, брань, лязг, топот, ржанье сложились вместе, оглушая и наполняя сердце страхом. И ликованием.

Парфяне вяло отбивались, словно надеясь, что их же промах обернется шуткой, но скоро стало не до смеха, а потом в сердцах подданных славного царя царей вскипела ярость. Началась настоящая резня, без дураков, и тут ударили конные саки. Их длинные копья, привязанные к седлам для упора, насквозь пробивали парфян. А между копьеносцами метались лучники, с невероятной быстротой выхватывая стрелы из колчанов и выпуская их во врага, а ведь тетиву степного лука ох как тяжело оттянуть!